Сергей Аверин - Мечтатель [СИ]

— Его строили как запасную точку для спасения высокопоставленных лиц. Сейчас он в полной негодности, но раньше мог вполне сносно функционировать для сооружения, возведенного за два часа.

— А-а… — протянул я. — Ясно. Но это не меняет проблемы.

— Если за сутки ничего не найдем, — вздохнул генерал, — то тронемся вашим маршрутом. Но только через сутки. Уяснили?

— Уяснил, — подтвердил я и отправился в машину. Развлекаться.

А развлечение состояло в том, что обруч может давать четкую картинку любого человека. Он позволяет влезть в душу, не привлекая к себе внимания.

Может быть, это и некультурно, но должен же я знать, с кем отправился в безумный (О! Он уже стал безумным!) поход к центу земли!

Генерал.

Седой, лет пятьдесят, но в отличной физической форме. Нос горбинкой, внимательные серые глаза, морщинистый лоб.

Вечный спорщик. Настаивает на своем мнении, даже тогда, когда оно заведомо ошибочно. Переубеждается с трудом, но переубеждается.

Экзоскелет не снимает, даже когда спит, впрочем, все солдафоны его не снимают.

Капитаны. Две штуки. Один — спец по вычислительной технике, может разобрать и собрать кварковый элемент памяти на 1000 Терабайт за полчаса. А элементарную схему «Да-Нет-Может быть» из говна соорудит за четыре секунды. Он у нас отвечает за электронные формы жизни и методы борьбы с ними.

Тридцать лет. Экзоскелет презирает, ходит с переносным генератором силового поля и лаптопом под мышкой. Волосы темные, взгляд внимательный. Обожает получать новую информацию, но говорит односложно.

Вон сейчас стоит около приборов и ругается с каким-то археологом из толпы. Глубинный сканер у них не пашет. Помехи.

С этим понятно. Починит и пойдет дальше. И мы тоже пойдем.

Второй капитан командует остальными военными, не задействованными в инженерной службе, и распоряжается вооружением. Предпочитает сначала стрелять, а потом думать. У каждого собственноручно убитого Старшего вырывает фотоэлемент и надевает на цепочку. Фотоэлементов у него там три.

После столь варварской процедуры робот обливается напалмом, обкладывается ядерными боеголовками, и уничтожатся. Пепел пережигается семь раз до полного перехода в молекулярную структуру.

Этого что-то не видно. Спрятался, гад.

Майор. Один единственный и неповторимый. Считает себя самым крутым. В бою неудачно попавшая ракета оторвала ему половину туловища. Пришлось срочно помещать его в реанимационную капсулу. За отсутствием поблизости хорошей больницы с опытными хирургами, солдаты настреляли кучу последователей, из которых ему соорудили недостающие органы. По всей видимости, заодно с почками и желудками ракета оторвала ему хороший клочок мозга, потому что он полностью лишен воображения, но запоминает все, вплоть до мельчайших деталей. На оценку ситуации ему требуются секунды.

Лейтенант. Молодой, горячий, до ужаса интересный. Он не пропитался военной тупостью, он еще может мыслить, объективно оценивать ситуацию. Из всех военных, пожалуй, самый достойный экземпляр.

Остальные внимания не заслуживали. Что есть человек, что нет. Они замкнуты на себе, в управление не лезут.

Из археологов таковыми являлись почти все. Они всегда сбивались в одну кучу, и ходили кучей, и жили кучей. Исключение составляли Изалинда и доктор. Первая всюду и всегда пыталась влезть и имела обо всем информацию. Источники этой самой информации оставались неизвестными. Второй был человеком крайне умным и широко образованным. Складывалось впечатление, что он может поддержать разговор на любую предложенную тему, начиная от психогенерирующих полей искусственных интеллектов, заканчивая причинами поражения Наполеона при Ватерлоо. И рассказывать о таких разных вещах он будет увлеченно, искренне, правдоподобно, будто сам стоял рядом с Наполеоном, когда он наблюдал за ходом сражения или участвовал в разработке ментального уловителя психогенерирующего поля.

Остальные скучны. Это серая, ничего не выражающая толпа.

Перед ними была серая, ничего не выражающая толпа, каждый член которой занимался своим индивидуальным, лично ему интересным делом. Когда интересы совпадали, делом занимались вдвоем, втроем — уже никогда.

Одни сидели на траве и с наслаждением жрали блох, выколупанных из грязных и спутанных волос, другие угрожающе ухали и стучали себя кулаками по груди, третьи нянькались детьми, четвертые обнюхивали свежий помет на краю поляны.

Это было большое стадо обезьян. Особи приткнулись, где только можно: на деревьях, на камнях, на траве, в воде, вися на лианах, забившись в расщелины каменистой земли. Они все так походили друг на друга, что даже нельзя было различить самок и самцов, — все одинаково заросшие и грязные.

А в противоположность толпе, в сотне метров от нее, на небольшом пригорке стояли, а точнее, висели в воздухе, два человека. На одном были просторные легкие полупрозрачные одежды, другой же выглядел сущим военным — желтый облегающий костюм с нашивками, перчатки, высокие сапоги. Но самое главное в их внешности, то, что выделит их из сотни и тысячи других — это глаза. Подобно нельзя увидеть нигде и никогда. Лишь здесь и лишь сейчас.

Глаза светились. Их свет был столь ярок, что если бы кто-то Могущественный выключил, как лампочку, солнце, они выхватили бы из тьмы немалый круг. Но был день, и странные, пустые, лишенные белка и радужки, лишенные цвета и выражения, изливающие белый, смешанный из всех цветов радуги свет, глаза озаряли лишь брови и веки.

Одетый в военную форму пошевелился и опустился на землю. Трава под ним моментально примялась, доказывая, что удивительный человек не призрак, что он вполне реален и вещественен. Второй искоса посмотрел на него, но позу не изменил. Он все также неотрывно наблюдал за толпой зверей. После секундного молчания первый поднял голову и произнес:

— Знаешь, брат мой, я думаю, что у нас ничего не получится. Мы далеки от созидания. Нас этому не учили!

Висящий в воздухе не сказал ни слова, и, волей неволей, сидящему пришлось продолжить:

— Сколько лет мы заперты здесь, сколько столетий живем за счет оставленных запасов, но так ничего и не добились! Разум не создается искусственно, он сложнее, чем переплетение нейронов мозга, он выходит за уровень вязи нервных клеток! Мы можем щелкнуть пальцами, и любое существо на этой планетке познает все самые сокровенные тайны бытия, но ведь это нам не поможет!

На губах его собеседника мелькнула грустная улыбка. Они слишком хорошо знали друг друга, они на самом деле стали братьями, и они были очень, бесконечно сильны. Они легко обменивались мыслями, но по привычке, стараясь сохранить в себе ускользающие осколки человечности, говорили вслух. Точнее, чаще всего говорил один. Другой слушал и молчал. Молчал не потому, что не уважал названного брата, а потому, что все уже было давно сказано. Миллионы лет — долгий срок, за него можно обговорить все темы, испробовать все развлечения и вконец соскучиться.