Виль Быков - На суше и на море, 1990 [антология]

— Здесь, в междуречье Хуту и Буту, он и его спутники, изнемогая от голода, уже приготовились к худшему. Владимир Клавдиевич весь снятый им картографический материал, путевые записи и дневники спрятал в дупло дерева на берегу реки, пометив его видимым издали знаком. Хотя и съели тут они его любимую собаку Альму, но это им уже не помогло. До этого они долго питались только ягодами, что вызвало расстройство кишечника, и они совсем отощали от этой болезни. Они лежали уже без движения, и души их, по вашему понятию, готовились переселиться к «верхним людям», когда орочи из поселка Хуту, расположенного при впадении этой реки в Тумнин, нашли их.

— Однаха, так. Моя был греби на ульмагда [2] Ульмагда — лодка, долбленная из целого дерева. . А начальник наша другой капитана. Он приходил Императорска Гавань.

— Да, да. Это капитан Николаев. Он с воинской командой должен был заранее поставить в определенном месте, на пути Арсеньева, продовольственный склад. Но, заплутавшись в речной системе, вынужден был вернуться в поселок Хуту. Взяв там проводников и гребцов, вновь поднялся вверх по реке Хуту. А в это время спутники Арсеньева приготовились к голодной смерти. Один из них, ботаник Десулави, тронулся умом от голода. И Владимир Клавдиевич, привыкший к таким походам и единственный из всех еще передвигавшийся кое-как, отобрал у всех оружие, чтобы исключить слабодушные поступки. Он, как опытный путешественник по Сихотэ-Алиню, не терял окончательно надежды. Он полагал, что орочи найдут их. И не ошибся.

Закончив свой рассказ, я изумленно посмотрел на Семена, вспомнив, что Арсеньев упоминал молодых орочей Акунка и Бисенка. Но эти фамилии встречаются у орочей так же часто, как у нас Иванов и Петров. А сейчас я понял, что передо мной один из его спутников.

— Так, значит, и вы там были гребцом? — воскликнул я возбужденно, не скрывая своего восхищения.

Было от чего изумляться и восхищаться — этот человек встречался с великим землепроходцем! И не в тиши кабинета в Хабаровске, а здесь вот, в тайге, на этих тропах, которыми теперь шел я! А он не только встречался тут с ним, но и принимал активнейшее участие в его судьбе. Теперь я уже по-другому смотрел на старого Семена Акунка. Он был для меня живым воплощением памяти о человеке, первым положившем на карту этот прекрасный край, — Владимире Клавдиевиче Арсеньеве.

Отдохнув у гостеприимных хозяев три дня, мы стали собираться в дальнейший путь. Намеченная работа подошла к завершению. Нам с Тимофеем предстояло перевалить через хребет Большой Ян и выйти к железной дороге, где и заканчивался наш маршрут.

Утром, когда мы собрались уже тронуться в путь, Семен, ходивший проверять ловушки, предупредил нас, что на перевале, там, где скала нависает над тропой, он встретил следы крупного тигра. Следы были различной давности: тигр находился тут не один день. Это заинтересовало Семена, и он проследил, что тигр пришел с севера. На памяти его долгой жизни не было, чтобы тигры поднимались выше реки Акур, расположенной южнее на сотню километров.

А этот тигр вообще появился с севера. Поэтому он нас и предупреждает об этом исключительном случае.

Тогда Тимофей рассказал Семену о том, как на Эльге, еще дальше на север отсюда, мы встретили тигра и взяли мясо задавленного им сохатого. Затем орочи перешли на свой язык и что-то с жаром обсуждали. Они часто упоминали слова «амба» и «пудя». Потом, видимо придя к единому решению, стали куда-то собираться. Сняв со стены небольшую, наполовину заполненную котомку, Тимофей положил в нее что-то из своего мешка.

— Твоя сиди изба, отдыхай, чай пей, — сказал мне хозяин. — Мы скоро приходи. — И, не взяв с собой ни ружья, ни собак, они направились к ближайшей сопке.

Я понял, что они, как самые старшие в своем народе, исполняют обязанности шаманов. И сейчас, захватив необходимые атрибуты для исполнения ритуала, пошли в тайгу камлать. И хотя мне весьма любопытно было посмотреть обряд камлания в исполнении сразу двух шаманов, я не мог пойти против их желания — не мешать им общаться со своими богами. Вероятно, на этот раз орочи были встревожены серьезно, так как камлание слишком затянулось и они вернулись только вечером. По их изнуренному виду можно было подумать, что они вернулись из длительного и тяжелого похода. Видимо, общение с богами было для них нелегким, и им не раз приходилось впадать в транс, чтобы иметь сокровенный разговор с духами.

На следующее утро, сопровождаемые напутствием хозяина, мы отправились в путь. Лишь поздно вечером подошли к охотничьей избушке Семена, расположенной перед подъемом на перевал. Избушка была просторная и чисто прибрана. Тут имелось все необходимое для длительного пребывания. Снаружи была сложена большая поленница дров, а в печи уже лежали сухие поленья и готовая растопка. Стоило лишь сунуть в печку горящую спичку, как в трубе загудело. На полках вдоль стен в закрытых банках находились различные продукты. Возле печки на козлах стояла необходимая посуда. Топор и пила лежали под нарами. Все здесь говорило о том, что хозяин — настоящий таежник и любит образцовый порядок. Ночь мы провели со всеми возможными для тайги удобствами.

Наутро, приведя избушку в надлежащий порядок, мы начали подъем на перевал. И только к полудню стали подходить к вершине перевала.

Тропа круто поднималась вверх вдоль кромки горного склона. Завернув за скальный выступ, мы увидели, что прямо над тропой нависал уступ с ровной площадкой наверху. На уступе стоял тигр. Я шел впереди, но тигра мы увидели одновременно. Он присел на задние лапы и стал ударять себя по бокам хвостом. Не успел я вскинуть ружье, как раздался крик Тимофея:

— Не нала стреляй!!!

И в этот момент тигр взвился в воздух. Я сделал резкий рывок в сторону и покатился по склону. А на то место, где я только что стоял, бесшумно упало огромное гибкое тело хищника. Верный своим привычкам, хозяин Уссурийской тайги не сделал второго прыжка. И тут послышались громкие частые удары. Это ороч успел достать из своей котомки бубен и заколотил в него. При этом он громко, но не резко выкрикивал:

— Амба, твоя уходи! Наша тебя стреляй не хоти! Твоя наша трогай не моги! Уходи, амба!

Тигр стоял на прежнем месте, в одном прыжке от Тимофея, но не делал попытки к нападению, а только щерил свою морду, оскалив пасть, и медленно пятился назад. Нет, он не убегал, а именно пятился, отползая назад почти на брюхе. Потом встал, еще раз ощерился и, не спеша повернувшись, не оглядываясь, важно пошел прочь. Вскоре он скрылся за уступом скалы. Ороч продолжал колотить в бубен и что-то еще кричал по-своему.

Я стал подниматься, но резкая боль в левой ноге заставила меня вновь опуститься на снег.