Вадим Артамонов - На суше и на море, 1988 [антология]

Потом пошли осыпи. Склон отвесен ровно настолько, чтобы установить на нем равновесие. Издалека этот белый склон представлялся прочным, а вблизи обнаружилось, что он состоит из мелких ореховатых отдельностей — шариков пемзы. Пемза образуется из кислых лав. Большое количество газа в лаве сильно вспенивает ее и при быстром охлаждении на земной поверхности дает очень легкий материал, состоящий из газовых пузырьков с тонкими перегородками из лавового вещества. При расширении газов пемзовый материал распадается на обломки разной величины. А экзогенные силы завершают процесс расслоения. Стометровая толща пемзового материала в обнажении превращается в живую шевелящуюся поверхность из кусочков пемзы величиной от гороха до грецкого ореха. Достаточно немного потревожить это неустойчивое равновесие, как в движение приходит весь склон.

Тропа приблизилась к осыпи и исчезла. Гладкая поверхность осыпи тянулась вперед на десятки метров, заканчиваясь на дне реки Шумной. Вес пемзы благодаря ее пористой структуре мал, поэтому скорость сползания невелика. Можно успеть вытащить ногу, но приходится вновь погружать ее в зыбучую глубину и думать об освобождении другой ноги. Движущиеся языки пемзового материала, захватывая вышележащие слои, напоминают лавину. Кажется, чуть-чуть помедли — и эта масса накроет тебя с головой. Торопиться тоже не следует. Резкое движение вызывает ответное ускорение. Проходили по одному, доверив темп продвижения интуиции. Оглянувшись в конце пути, снова увидели ровную поверхность склона без каких бы то ни было следов: как будто мы пролетели по воздуху. А отойдя чуть дальше и оглянувшись, мы снова могли наблюдать прочное белое покрытие.

Пемзовые и туфовые покровы — результат самой недавней вспышки кислого вулканизма верхнего плейстоцена, происшедшей примерно 10–40 тысяч лет назад между двумя фазами оледенения. Эти покровы образовались уже после разрушения вулкана Узон. Они очень неустойчивы и интенсивно расчленяются каньонами. Белые мощные отложения встречаются не только в долине Шумной, но и по другим рекам. Чаще всего они имеют форму днищ лодок, поставленных вертикально. Такая форма выветривания даже имеет местное название «баты», что значит «лодки».

Внезапно тропа сворачивает и попадает в каменистую долину безымянного ручья, одного из истоков Шумной. Ландшафт постепенно меняется. Еще немного вверх по ручью, и оказываемся в царстве камня. О ясной, удобной тропе уже нет и речи. Местами еще видна чуть приметная тропинка. На камне же, как и на осыпи, не остается следов. Ориентиром служит каменный русловый поток. Когда он раздваивается, появляются две тропы, и это особенно неприятно. Если в Долину ведет одна, то какую из них выбрать?

Начинаются упражнения для следопытов: где след глубже, где он свежее. В разгар тайфуна эти исследования носят почти героический характер. Приходится многократно терять высоту и страдать от сомнений. Поводов для страданий и так достаточно: насквозь мокрая одежда, мокрый рюкзак, уже наваливается усталость, но самое главное — приближается темнота, времени для сомнений в обрез. Вместо дождя уже идет снег, перевал где-то близок. Как мы на него вышли — удивительно.

Начался спуск. Если бы пришлось составлять путеводитель для туристов, этот участок дороги следовало бы описать так: «Спуск с перевала возможен только в сухую погоду, при дожде глинистая почва превращается в жижу, которая в сочетании с отвесными склонами исключает возможность спуска». Спуск в Долину Гейзеров — это преодоление 400-метровой очень крутой стены каньона. Эта Долина считается труднодоступной недаром.

Но видно, что по этим склонам уже прошло изрядное количество людей. Там, где тропа спускается по каменноберезовому редколесью, она расширяется и перестает быть тропой. В лесу из каменной березы обычно растет шеломайник — трава, иногда превышающая человеческий рост. Такой высоты она может достигать благодаря изобилию света в редкостойном лесу, похожем на парк. Мхов в таком лесу нет. Бедные по своему флористическому составу шеломайниковые сообщества при малейшем механическом воздействии мгновенно разрушаются. Во многих местах сейчас вместо крупнотравья мы видим голый склон с поверхностью из вязкой глины. Механизм образования таких поверхностей очень прост. Человек, идущий по мокрой траве вниз, пытается задержаться от скольжения и в поисках силы трения использует обочинные побеги шеломайника. Стебли у шеломайника крайне ломкие, они гибнут при соприкосновении с подошвой сразу же, обнажая глинистую почву. Следующий идущий поступает так же, захватывая все более широкую полосу. Ливни сносят частицы почвы, оголяя корни деревьев.

Сейчас леса, подвергнувшиеся воздействию туризма, производят жалкое впечатление. Совершенно ясно, что ни почва, ни растительность не могут сопротивляться механическому воздействию и тем более восстановиться после нанесенных ран. Здесь как бы воссоединились все факторы наибольшей уязвимости: крутизна, избыточная влажность, бедность флористического состава. Чтобы ослабить влияние этих факторов, надо организовать спуск людей, для чего нужно простейшее оборудование: канат, деревянные ступени. Идя вразрез с собственными принципами, мы ехали вниз, притормаживая рюкзаками. Как ни опасны были обрывы, скрытые в зарослях шеломайника, горячие глины у грязевых котлов, как ни трудны были последние подъемы, вместе с темнотой мы вышли к кордону.

Вспоминая сейчас об этом пути, мы думаем о том, как трудна была дорога первооткрывателя гейзеров Татьяны Ивановны Устиновой более 45 лет назад. На кордоне хранится текст ее рассказа об этой поре. Он выглядит и героически, и драматично. Ведь в то время не было многочисленных избушек, в которых можно обогреться и сварить пищу. Территория заповедника представляла собой «белое пятно», не было даже топографической карты, а инвентаризация природы только начиналась. Ее исследования проходили в самом начале весны, когда еще бушуют метели.

Т. И. Устиновой поручили выяснить, почему не замерзает река Шумная и где ее верховья. Она отправилась с проводником на собачьей упряжке по верхнему краю долины реки. Были обнаружены ее истоки: правый, текущий от вулкана Большой Семячик, и левый — от вулкана Кихпиныч. Сейчас эта речка называется Сестренкой. Сестренка и Гейзерная вместе с принимающей их Шумной образуют глубокие, крутосклонные, веерообразные ущелья. Глубина расчленения достигает 400 метров.

Чтобы исследовать левый исток, пришлось оставить собак наверху и спускаться на лыжах. Сколько можно было — шли на лыжах, потом пешком. Мы были в этом каньоне, впервые пройденном Устиновой. Удивительно, что они могли найти путь для лыжни. Кругом круто падающие отвесные склоны и каменистый горный поток, подпирающий то правый, то левый склон. Можно представить себе ошеломление, которое охватило исследователя при появлении столба кипящей воды прямо из-под земли непосредственно у самой кромки реки. Его испытываешь, даже приготовясь к зрелищу извержения гейзера, даже и наблюдая его многократно. Это был первый гейзер, названный Первенцем. Темнота и непогода заставили Т. И. Устинову и ее спутника повернуть обратно, но все же первые наблюдения, хронометраж извержения и пробы воды были ею сделаны. Подъем из каньона они совершали в сильнейшую пургу в наступающей темноте, а выбравшись из него, потеряли ориентацию. Природа как бы мстила за раскрытие ее тайны. Пережидали ночь в норе, вырытой лыжами в снегу, дрожа от холода. Следующие два дня провели практически без продуктов в поисках лагеря, который оказался занесенным снегом.