Вадим Артамонов - На суше и на море, 1988 [антология]

— Послушайте, Тэдди, — дотронулся он до Чука, — неужели мы станем бить их в этот… гм… священный момент?

— Это самый подходящий момент, шеф! — отозвался проводник-инструктор. Он сейчас почему-то говорил еле слышным хриплым шепотом, хотя связь осуществлялась по радио, и за пределами шлемов ничего не было бы слышно, даже закричи он в полный голос. — Это самый подходящий момент. Нам здорово повезло: они заняты только друг другом и утратили всякую осторожность! Берите на себя самца, смотрите, какой изумительный экземпляр! А я вас подстрахую, а потом достану самочку…

— Знаете, Чук, я все же не буду… Если хотите, считайте этих красавцев вашим личным трофеем…

— Дело хозяйское, шеф! — Чук затаил дыхание и тщательно прицелился. Лучемет был «гуманным» оружием: он убивал мгновенно и практически безболезненно. Поэтому, как только полумрак густых джунглей разорвали две яркие короткие вспышки, Мэрфи и Чук вышли из засады и направились к полдне.

…Вице-председатель медленно обошел неподвижно лежащих гигантов. Да, Чук меткий стрелок, надо отдать ему должное. Шкуры ничуть не испорчены. Чувства, ненадолго проснувшиеся в душе Мэрфи, вновь уступили место трезвому реализму делового человека. Сейчас он уже не любовался тиграми, а лишь оценивал их — так же как любой товар, поставляемый фирмой. Дело было сделано — величественные звери лежали у его ног, и он теперь думал, насколько смогут возрасти прибыли «Спейс сафари», когда людям ничто не будет мешать воспользоваться корнуэлльским гостеприимством в полную меру.

Примерно в миле отсюда Чук и Мэрфи оставили свой гравиплан. Чук отстегнул крышку устройства дистанционного управления, дал аппарату команду на взлет и включил радиомаяк, ориентируясь на который машина должна была отыскать их.

Мэрфи с нетерпением ожидал появления гравиплана. Он был чрезвычайно доволен, что это ни к черту не нужное сафари наконец-то осталось позади и теперь предстояло возвращение на базу с ее баром, бассейном и почти домашним комфортом.

Но не успела еще плоская платформа аппарата показаться из-за окружавших поляну деревьев, как Чук резко толкнул Мэрфи на землю и тут же сам упал рядом с ним.

— Что ты делаешь?! — сердито закричал Мэрфи.

Вместо ответа проводник-инструктор показал рукой в сторону озера. Мэрфи приподнял голову, и глаза его вмиг округлились и остекленели: ничего подобного ему видеть не приходилось. Но комментариев не потребовалось — Джеймс сразу понял, что это такое. Застилая горизонт, на них надвигалась огромная туча корнуэлльской саранчи.

Корнуэлла — это имя дала планете экспедиция, первой совершившая на нее посадку. Такова была традиция: как когда-то в давно минувшие века испанские конкистадоры, проникая в Новый Свет, заполняли географические карты завезенными с родины названиями, так и сейчас люди Земли, достигнув новой планеты, именем для нее обычно избирали название земной местности — в память о далеких родных местах.

Сказать, что Корнуэлла была планетой земного типа, — значило ничего о ней не сказать: из всех известных планет ни одна не была так близка по своим характеристикам к Земле. Прибывая сюда, космонавты не чувствовали никакой разницы — ее могли отметить только приборы. Лишь год, примерно вчетверо превышающий земной, да еще отсутствие на ночном небе лунного диска напоминали колонистам, что они находятся в чужом мире.

Казалось, Корнуэлла только и ждала появления землян. Девственные леса, чистейший, настоянный сказочными ароматами воздух, реки и озера, манящие прохладной прозрачной водой, — такого не было больше нигде. Все на планете располагало к тому, чтобы немедленно начать ее массовую колонизацию, которую можно было вести без всякой предварительной подготовки.

Все — кроме корнуэлльской саранчи.

Не много водилось на осваиваемых планетах существ, в адрес которых постоянно сыпалось бы столько экспрессивно окрашенных выражений. Казалось, эти твари были специально созданы для того, чтобы причинять колонистам как можно больше неудобств.

От них было чрезвычайно трудно защититься — насекомые умудрялись проникать даже в, казалось бы, надежно изолированные помещения и сооружения. И каждая проникшая особь становилась буквально стихийным бедствием: не удовлетворяясь богатейшим ассортиментом местной флоры и обилием всяческой падали, эти на редкость прожорливые существа в качестве экзотических деликатесов с восторгом приняли совершенно несъедобные земные материалы. Безостановочно работающим жвалам корнуэлльской саранчи могли противостоять лишь металл, космобетон и стекло. Все остальное пожиралось с превеликим аппетитом и без всякого разбора. И поэтому то и дело допускали фантастические ошибки ЭВМ, падали гравипланы, выходили из строя исследовательские и промышленные роботы. Два раза из-за саранчи произошли серьезные аварии даже на космических транспортах!

Колонисты сбивались с ног, стремясь защитить от зловредных созданий жилье и технику. Были испробованы все мыслимые способы. Но репелленты оказывались неэффективными, а инсектициды, прежде чем уничтожить саранчу, губили других животных и растения. В конце концов пришлось уйти в глухую защиту, строить жилища с двойными-тройными стенами и несколькими герметическими тамбурами. А вне помещений и шагу нельзя было ступить, не закупорившись наглухо в скафандр, — иначе встреча с саранчой могла закончиться весьма печально.

Нет, насекомые не были хищниками и ни разу на человека не напали. Они вообще сами ни на кого не нападали. Но корнуэлльская саранча была надежно защищена и от всякого вмешательства в свою жизнь. Любое проявление интереса к себе насекомые всегда были готовы погасить маленькой капелькой едкой ядовитой жидкости, выстреливаемой особыми железами. Это действенное средство заставляло зверье относиться к саранче с должным почтением и позволяло ей обитать на планете повсеместно и в несметных количествах.

На землян ее оружие действовало еще сильнее, чем на местных животных.

Конечно, косморазведчики, монтажники, геологи, представители других пионерных профессий, привыкшие относиться к ежедневно подстерегающим их опасностям как к вещам совершенно естественным, успешно трудились на Корнуэлле: на многих других планетах им приходилось жить и работать в куда более тяжелых условиях.

Но о массовой колонизации тех планет и речи быть не могло. А здесь, наполняя бассейны голубой водой идеальной чистоты и свежести и закачивая в помещения ароматный, ласкающий легкие воздух Корнуэллы, многие задумывались о том, какие блага ожидали бы колонистов, не будь на планете этих отвратительных насекомых.