Владимир Савченко - Встречники. Повесть

Глотаю. Запиваю собственной слюной. Сегодня я еще ничего не ел, кроме этих пилюль: перед стартом нельзя, пищевые процессы могут помешать.

- Теперь о другой опасности. Отрешиться от этого состояния ты можешь только через углубленное понимание его смысла, то есть - поскольку это концентрат радости и удовольствий - через понимание объективного смысла радости, смысла приятных ощущений. Ты поймешь его, убедишься, что он до смешного прост… и почувствуешь себя богом: такими ничтожными, вздорными покажутся все стремления людей к счастью и наслаждениям, запутывающие иллюзиями целей, ложными качествами. Ты почувствуешь себя приобщенным к мировым процессам, часть которых есть жизнь Земли и наша, - к процессам, которые люди в погоне за счастьем и успехами не замечают и не понимают… И там, на ледяных вершинах объективности, может возникнуть настроение: если так обманчивы все «горя» и «радости», сомнительны цели и усилия - стоит ли мне, Олимпийцу, вмешиваться в эту болтанку своими действиями… да и возвращаться в нее? При отсутствии качеств и беда не беда, и катастрофа - не катастрофа. Это тоже гибель дела и твоя, из камеры выйдет хихикающий идиотик, не помнящий, кто он, где и зачем.

Багрий помолчал.

- Уберечь от этой крайности тебя и должно понимание, что - да, стоит, надо действовать и вмешиваться, в этом твое жизненное назначение. Два противоборствующих процесса идут во Вселенной: возрастание энтропии - и спад ее; слякотное смешение, угасание - и приобретение миром все большей выразительности и блеска. Так вот, люди - во второй команде, в антиэнтропийной. И мы, Встречники, причастны к процессу блистательного самовыражения мира. В этом космическом действии мы заодно со всем тем, что создает, и против всего того, что разрушает!… Ну-ка, заверни рукав.

И Багрий, раскрыв коробочку со шприцем, вкатывает мне в вену пять кубиков безболезненно растекающегося в крови состава. Это «инъекция отрешенности» - и первое действие ее сказывается в том, что я перестаю различать краски, цвета. Мир для меня при этом не беднеет, не тускнеет - он предстает передо мной в великолепии световых переходов и контрастов, какие наш слишком послушно виляющий от яркостей, аккомодирующий зрачок обычно не воспринимает. В сущности, этот эффект - чувственное понимание моей нервной системой, что световые волны - разной длины, не разных «цветов». Так начинается для меня отрицание внешнего, отрицание качеств - коих на самом-то деле и нет, а возникают они от слабости нашей протоплазмы, неспособной объять громадность количественных градаций и диапазонов явлений в материи.

- Артурыч, - говорю я (мой голос тоже реверберирует), - так все знать, понимать… и вы еще отрицаете, что вы из будущего!

- Опять за свое?! - гремит он. Останавливается, смотрит на меня. - Нет, постой… похоже, ты всерьез?

- Ну!

- Что ж, надо объясниться всерьез… Ты там, я здесь - мы одно целое, между нами не должно остаться ничего недосказанного. Пусть так! - Он достает из внутреннего кармана пиджака пакетик из темной бумаги, из него две фотографии, протягивает мне. - Была бы живая, не показал бы - а так можно. Узнаешь?

Я смотрю верхнюю. Еще бы мне, с моей памятью, не узнать - это та, сгоревшая в кислородной камере. Снимок в деле, что я листал утром, похуже этого, но и тогда я подумал: эх, какая женщина погибла! На второй фотографии она же в полный рост - у реки, на фоне ее блеска и темных деревьев на том берегу, согнутых ветром ивовых кустов на этом, - со счастливым лицом и поднятыми к солнцу руками; ветер относит ее волосы. Я переворачиваю снимок другой стороной; там надпись: «Я хотела бы остаться для тебя такой всегда».

- Да, - говорит Багрий, забирая фотографии, - такой она и осталась для меня… на снимке. А я был бы не против, если бы она, Женька, портила себе фигуру, толстела, рожая мне детей, выкармливая их… совершенно не против! Кому была нужна ее смерть - смерть из-за того, что не поставили бесконтактное реле?… Вот это, - он смотрит на меня, - а не знания из будущего, которого еще нет, пробудили меня, пробудили гнев против всесилия времени, против бога Хроноса, пожирающего своих детей, против нелепой подоночности случая, низости ошибок, тупости, незнания… всего хватающего за ноги дерьма. Горе и гнев - они подвигли меня на изыскания, помогли построить теорию, поставить первые опыты, найти и обучить вас. Цель требует гнева, запомни это! Пусть и тебя в забросе ведет, гнев против случившегося здесь, он поможет тебе миновать те опасности. Люди - разумные существа, и они не должны погибать нелепо, случайно, а тем более от порождений ума и труда своего.

Он помолчал, пряча фотографии в пакет и в карман.

- Теперь тебе нетрудно понять и то, почему я не хожу в серьезные забросы и в этот посылаю тебя… хотя, казалось бы, кому, как не руководителю! Именно потому, что я не из будущего, настолько не из будущего, дорогой Саша, что слабее тебя. Вот, - он тронул место, куда спрятал фотографии, - «зацепка»-доминанта, которая по силе притягательности для меня превосходит все остальные. До сих пор не могу смириться, что ее нет. И в забросе, в том особом состоянии, против опасностей которого я тебя предостерегал, не удержусь, устремлюсь сквозь все годы туда, где она жива… ведь ради этого все и начинал! А там, чего доброго, и не пущу ее на тот опыт в кислородную камеру - или хоть добьюсь, чтоб сменили реле. А это… сам понимаешь, какие серьезные непредсказуемые изменения реальности могут произойти. Вот, я сказал тебе все. А будущего, Саша, еще нет, не дури себе голову. Будущее предстоит сделать - всем людям, и нам, и тебе сейчас.

Мне стыдно перед Артуром Викторовичем и немного жаль того ореола, который окружал его в моих представлениях. Но я сразу понимаю, что и ореол сегодняшнего человека, который даже горе свое сумел обратить в творческую силу, постиг новое и дерется с помощью его против бед человеческих яростно и искусно, - ничем не хуже. Да и все-таки он немного из будущего, наш Багрий-Багреев: где вы сейчас найдете начальника, который говорил бы подчиненному, что тот сильнее его и справится с делом лучше?

- Все, время! - шеф взглядывает на часы. - Точку финиша наметил?

- Да. Здесь же в 15.00.

- Хочешь убедиться? Не возражаю. Что-нибудь нужно к тому времени?

- Рындичевича. С пивом и таранькой.

- Пожелание передам, пришлю… если он управится. Должен… - Сейчас Багрий без юмора принимает мои пожелания. - Все. Ступай в камеру!

В камере моей ничего особенного нет. Никакие датчики не нужно подсоединять к себе, ни на какие приборы смотреть - только на стены-экраны да на потолок: по нему уже плывут такие, как и снаружи, облака, только в обратную сторону. Не приборам придется идти вверх по реке моей памяти - мне самому.