Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов

Когда они уже подходили к колесу обозрения, за которым расположилась алжирская концессия, Шабана кто-то окликнул. Это оказался один из артистов концессии «Улица в Каире», ставшей самым популярным аттракционом в Мидуэе.

– У нас украли еще одну обезьяну, Шабан, – заявил египтянин на арабском. – Твои кабилы случайно не нарушили пост Рамадана, наевшись рагу из мартышки?

– Держи своих головорезов подальше от наших женщин, Зеваль, – добродушно ответил Шабан, – и я не подпущу своих людей к вашим обезьянам.

Когда они прошли под удлиняющейся тенью колеса обозрения и уже показалась «Алжирская деревня», Мециан вдруг замер и обернулся с тревогой на лице.

– Я потерял книжку.

Он похлопал по карману, потом вывернул голову и осмотрел спину, как будто пропавшая брошюра могла прилипнуть сзади к его рубашке.

Шабан медленно повернулся, пристально глядя под ноги, затем посмотрел туда, откуда они пришли.

– Наверное, ты ее уронил.

Мециан уставился на него распахнутыми глазами.

– Мама меня убьет!

Шабан сочувственно улыбнулся, но не успел ответить, как услышал топот быстро приближающихся шагов. Он резко обернулся, ожидая неприятностей и инстинктивно приняв оборонительную стойку, но расслабился, увидев папашу Ганона, поедателя стекла.

– Амин! – воскликнул Ганон. – Пойдемте быстрее!

Шабан снова напрягся, увидев бурнус Ганона, потемневший на груди от крови.

– Что случилось? – бросился к нему Шабан. – Ты ранен?

Ганон ответил ему непонимающим взглядом, увидел, куда смотрел Шабан, и покачал головой.

– Это не моя кровь, амин. Мы нашли за театром незнакомца, он истекает кровью.

Шабан сжал губы, кивнул:

– Беги и отыщи свою мать, Мециан.

И он размашистым шагом направился к алжирскому театру, Ганон засеменил за ним.

«Алжирская деревня» была почти точной копией того бродячего театра, который труппа первоначально соорудила на Парижской выставке четыре года назад. Именно там, в тени Эйфелевой башни, их увидел молодой Сол Блум и нанял для выступления в Соединенных Штатах. Но когда настало время покидать Париж, труппу охватила неуверенность – им стало страшно отправляться в дикую американскую неизвестность.

К тому времени Арчибальд Шабан не слышал родного языка уже много лет, с того дня, как уехал из Деллиса. Оказавшись по делам в Париже, он наткнулся на труппу возле набережной д'Орсэ. После дружеского обеда и воспоминаний о далекой родине папаша Ганон от лица всех артистов попросит мудрого и артистичного Шабана о помощи. Ганон напомнил ему о священной традиции, согласно которой любой кабил, путешествующий за границей, обязан прийти на помощь любому нуждающемуся в ней кабилу, даже рискуя своей судьбой и жизнью.

Шабан думал, что оставил эти обычаи в прошлом. Но, глядя на полные надежды лица алжирцев, он невольно вспомнил жертвы, на которые пошла его семья во время голода 1867 года. Традиции требовали с каждым путником, пришедшим в кабильскую деревню, обращаться как с почетным гостем, предоставить ему пищу, кров и все необходимое. И даже когда более десяти тысяч скитальцев со всего Алжира нахлынули в Деллис, ни один человек не умер от голода, а джемаа не были вынуждены просить помощи у правительства. Для предотвращения воровства и беспорядков среди европейского населения больших городов потребовались полицейские меры, в Деллисе же ничего подобного не понадобилось. Все свои проблемы кабилы решали сами.

И тогда, на набережной д’Орсэ, Шабан, к своему изумлению, согласился стать гидом труппы в Америке. Кабил пытался сбежать от своего прошлого, но со временем оно его настигло.

Жалюзи на окнах алжирского театра были закрыты. Внутри Шабан и папаша Ганон обнаружили лежащего без сознания незнакомца, вокруг которого хлопотали две артистки труппы. Хотя на публике они прикрывали лица, надевая шадор или хиджаб, среди своих они предпочитали западные платья.

– А я тебе говорю, это Салла, – сказала одна из них, вытирая кровь с лица незнакомца влажной тряпкой. – Посмотри, у него же глаза Саллы.

Вторая женщина по имени Дахия покачала головой.

– Танинна, ты сошла с ума. Салла мертв и похоронен. К тому же этот человек совершенно на него не похож.

Шабан присел на корточки возле Танинны и внимательно присмотрелся к незнакомцу. Лицо и руки у него были изрезаны, а под шерстяным одеялом, которым его накрыли, он был полностью обнажен.

Благодаря помощи женщин раны на руках незнакомца уже перестали кровоточить, и Шабан коснулся одного из шрамов – тот выглядел старше остальных, уже зажил и кольцом охватывал верхнюю часть руки. Но едва палец Шабана скользнул по шраму, он ощутил легкий укол, как будто его ударила электрическая искра, и мужчина отдернул руку.

– Что будем с ним делать, амин? – спросила Дахия, вытирая лоб тыльной стороной кисти.

Шабан задумался.

– Схожу поговорю с оловянными солдатиками. Послушаю, что они скажут.

Как раз напротив «Алжирской деревни», на противоположной стороне Мидуэй Плезанс, между концессией «Старая Вена» и «Французским прессом для сидра» располагалась пожарно-охранная станция, где дежурила «Колумбийская стража» – частная полиция, нанятая для зашиты выставки. Ее возглавлял полковник Эдмунд Райс, бывший пехотный офицер, снискавший свою толику славы во время сражения при Булл-Ран, когда новенькие прометиевые танки Союза положили конец недолгому восстанию южан [106] Сражение при реке Булл-Ран произошло 21 июля 1861 года возле Манассаса, штат Виргиния, и стало первым крупным сухопутным сражением Гражданской войны. В результате сражения армия Союза (северян) была разгромлена и обращена в бегство. . «Колумбийская стража» под командованием Райса задумывалась как идеальная миротворческая сила, обеспечивающая безопасность всех, кто ступает на территорию выставки. Однако в форме из светло-голубой дерюги, в белых перчатках и черных фуражках с желтой окантовкой они больше походили на ряженых копейщиков из комических опер Гильберта и Салливана [107] Драматург сэр Уильям Швенк Гильберт (1836–1911) и композитор сэр Артур Сеймур Салливан (1842–1900) – английские авторы, создавшие во второй половине XIX века четырнадцать комических опер, пользовавшихся огромной популярностью. , чем на представителей закона. К тому же их таланты по поддержанию общественного порядка нередко оставляли желать лучшего, поскольку их больше интересовала демонстрация своей экстравагантной внешности, чем разрешение конфликтов. Поэтому концессионеры не просто так прозвали их «оловянными солдатиками».

Когда Шабан подходил к караульной будке, прикидывая, как лучше поведать о потерявшем сознание и истекающем кровью человеке, лежащем в алжирском театре, из узкой двери выбежали три охранника. Первый из них оттолкнул Шабана в сторону.