Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов

– Сердечник, достаточно.

Фраза «Сердечник, достаточно» какое-то время мерцала бледно-зеленым цветом, а потом исчезла, сменившись единственным словосочетанием «ПРОЦЕСС ЗАВЕРШЕН».

Хорейси зашевелилась, переключила глаза. Села рядом со мной, слишком близко, если судить по правилам этикета, но на таком расстоянии, чтобы я не решил, будто она предлагает себя. И я опять подумал о том, как поступил бы, если бы она все-таки подошла вплотную, и сразу испугался, ведь тогда кто-то мог заметить, что тут не самое обычное дело и Лийт не просто пользуется своей напарницей из Общинников; что, если она действительно мне нравится и кто-то об этом узнает?

– Четыре возможные синекдохи, – констатировал я. – И даже одна катахреза намечается. Возьму ее и посмотрю, кто гломит.

– Компания не нужна?

– В той части города очень много банд. Сейчас мне надо просто навести справки, и вдвоем ходить не стоит. Так сразу несет копами, а с копами там всякие несчастья происходят.

Хорейси кивнула, я только порадовался, что она не стала настаивать. В физической драке ее помощь увеличила бы мои шансы всего на девять процентов, а из-за Жукоглазой леди (так ее звали информаторы) коммуникабельность падала на целых двадцать два.

Она обняла меня; надеюсь, на камере жест выглядел достаточно раболепным, но, полагаю, раньше он так и смотрелся.

– Будь осторожен, – сказала она.

Я мягко оттолкнул ее и ответил:

– Я всегда осторожен, – и изо всех постарался сделать равнодушное лицо, когда она улыбнулась. Еще одна шутка, понятная только нам.

По большей части существуют всего четыре причины, по которым около шестнадцати из семнадцати прыгунов в мезоисторический период (то есть приблизительно 3151 человек из 3349) отправляются в путь:

1) одержимость какой-то исторической проблемой (сейчас практически на всех фотографиях, сделанных на месте убийства прэзиданта Рейгана, стоит около десятка человек с камерами и в костюмах по моде следующих трех веков);

2) финансовые схемы со сложными процентами (мы полагаем, что в изначальной истории Биржевого пузыря 1641 года вообще не существовало);

3) фантазии, из-за которых человек думает, что смог бы перещеголять любого исторического завоевателя (через Профилаксическую программу Уэннесса за десять лет проходит столько потенциальных Гитлеров и Наполеонов, что ими можно заселить целый квартал многоэтажек);

4) серийные убийства (в дебрях истории есть немало мест, где маньяков практически невозможно поймать).

Но Пероном, скорее всего, двигала какая-то другая причина. Хорейси считала, что среди тех, кто не укладывался в общую схему, можно выделить еще два класса, и, по ее мнению, Альварес принадлежал к шестому. Если она была права, то ситуация была намного хуже, чем казалась на первый взгляд. Я даже не мог подсчитать насколько.

– Я ищу парня, которого, скорее всего, кличут Безухим. Сделка обычная, ты знаешь, с «бенджаминами» у меня всегда хорошо. – Я показал женщине пять полуторатысячных долларовых купюр, и Пиклс осклабилась при виде улыбающегося Дизраэли. – Его также могут звать Голландским Эйнштейном или доктором Голландцем, и эти имена он любит, в отличие от Безухого.

Пиклс редко мылась, но по-прежнему одевалась так, чтобы показать товар лицом. Я отодвинулся от нее, но она все равно подсела ближе. Я видел, как двигаются ее губы: полторы, три, четыре с половиной… Она была бы счастлива и десятой доле той суммы, что я плачу, – но после семи с половиной тысяч она обязательно запомнит наш разговор.

Через минуту Пиклс кивнула:

– О новом парне я слышала, но не встречала. У него уха нет, если мне память не изменяет. – Она захихикала или, скорее, затряслась, собирая мокроту. – Понял, да? – Похоже, думала, что пошутила. – Он сейчас вычислителем работает в Гейгер-банке Брока. Я там поставила на четыре-одиннадцать-сорок четыре, но ни черта, так что фальшивка все это.

Пиклс продавала информацию всем: полиции, Бюро по контролю алкоголя и оружия, всяким сверхсекретным агентствам, всем местным бандам и, скорее всего, еще кому-то, о ком я понятия не имел. Если ты что-нибудь сообщал ей. то, считай, рассказывал всем; я хотел, чтобы Безухий знал – его ищут.

Я уже провел четыре такие беседы с информаторами в двух барах, находящихся где-то в децимиле от квартиры Альвареса Перона. И два раза услышат, что Безухий работает вычислителем в Гейгер-банке Брока.

Гейгер-банк – это всего лишь игра в числа, особый флер которой придает то, что для генерации цифровых последовательностей в ней используют счетчики Гейгера, лежащие на блоках остеклованных ядерных отходов. Странно, что сочетание 4-11-44 еще пользовалось популярностью. Прошло сто пятьдесят лет с тех пор, как бомбардировщики «Шерман» вкатали в землю каждое железнодорожного депо от Атланты до океана; в ирландской части города вкусы меняются медленно.

Но сейчас речь шла не о гетто настоящего, а о богемных кварталах с дешевым жильем, которые были здесь шестьсот лет назад. Саутуорк приходился домом чудаковатым художникам и ученым вроде Чосера, Данстейпла, Леонела Пауэра и Тируитта, некоторым молодым аристократам и всяким мошенникам, знающим меру.

Игра в числа – забава довольно старая, Фибоначчи упоминает о ней в том же трактате, где пишет об арабских цифрах. Несомненно, в Саутуорке 1388 года немало людей знало, как выстроить цифровую последовательность, и если один из них улетел в будущее, став балластом Перона, то в этой округе он без работы не останется. Что вполне имело смысл.

Посеяв достаточно слухов о Безухом, я отправился к Броку. Хорейси вечно бранила меня за излишне прямой подход, но у меня на то были две веские причины: во-первых, он часто срабатывал; во-вторых, по-другому я не умел.

Телефон оповестил меня, что звонит Хорейси. Я ответил:

– Принять.

Как обычно, словно чему-то удивляясь, она спросила:

– Ну как, ты веришь в мою теорию о дополнительных классах?

Я сдержанно улыбнулся, повернув экран так, чтобы она видела мое лицо:

– Появились доказательства, что Перон входит в шестую категорию?

– Возможно. Встретимся у тебя где-то через час?

– Конечно. Не вижу причин, по которым мне надо торопиться туда, куда я сейчас направляюсь.

– Тогда увидимся. – Она повесила трубку. Вот еще одна черта, которую я люблю в Хорейси. Она всегда обходится без этих глупых «благослови тебя Боже», а ведь куча народа без них просто не может. Закончила разговаривать – нажала отбой, как разумный человек.

Я развернулся, решил сесть на левитранс для Лийтов; так я доберусь до места раньше Хорейси, ей-то придется пользоваться Общинным.

По тротуару шла целая семья людей со смуглой кожей. Они в точности походили на тех, кого я видел в музеях, только на этих была одежда, и они друг с другом разговаривали.