Сергей Афанасьев - Господин инспектор [СИ]

— Может, тебе просто не попалась такая? — спросил Сергей, наконец-то что-то сказав за столь продолжительное молчание.

Закир поднял голову, прервав на мгновение священный процесс розлива. Пожал плечами.

— Может и так. Может у меня просто планка сильно высоко поднята.

Он снова вернулся к водке.

— Я так понимаю, что если тебе кто-то интересен, то, чем бы он ни занимался — тебе все это будет интересно. Например, стоит интересная для тебя девушка, готовит кальмаров. Естественно, тебе гораздо интереснее будет постоять с ней, чем быть где-то в стороне. И, соответственно, если ты готовишь кальмаров и тебе никто при этом не составляет компанию — значит ты никому здесь неинтересен. Вот так примерно и у меня.

Закир наконец-то поставил бутылку на место. Снова посмотрел на сидевших, молчавших мужчин, которые давно не видели такого Закира. Вдруг усмехнулся на их серьезные физиономии.

— А знаете, какой самый классный кайф? — вдруг спросил он и глаза его привычно заблестели.

— Какой? — не удержался Коурис, смущаясь, но стараясь говорить с вызовом.

— Это когда ты кормишь с ложки любимую девушку, но которая об этом еще не знает — ну, то что ты ее любишь, — сказал Закир мечтательно. — Она послушно протягивает губки к твоей ложке, облизывает ее… А еще кайф, когда ты стоишь у окна, скучаешь, смотришь на улицу, и вдруг видишь, что от остановки к твоему подъезду идет твоя любимая девушка, и ты знаешь, что идет отдаться тебе. И вот пока она идет, все это время ты на седьмом месте. И это удовольствие почему — то гораздо большее, чем от самого секса. Наверное, это от того, что впереди — пьянящая неизвестность и большой простор для самых захватывающих фантазий, которые все это время проносятся в голове. Хотя она может прийти и сказать, например, что у вас все кончено…

Никто не улыбнулся и Закир, снова посерьезнев, взял свой стакан.

— Давно я так не говорил, — недовольно пробурчал он.

— Просто мысли о скорой и быстрой смерти портят тебе все отношения, — заметил Густав, беря свою рюмку.

Снова выпили. И снова закусили.

— И вы так спокойно говорите о собственной смерти? — тихо произнес побледневший почему-то юноша.

— А что? — спокойно переспросил Закир, держа в руках пустой стакан.

— Поражаюсь людскому самовнушению! — взорвался юноша. — Привыкли за века жить и умирать, и теперь совершенно спокойно относятся к этому процессу, словно так и надо, занимаются какими-то своими делами, словно они бессмертны и упорно стараются не замечать, что их в общем-то ведут на бойню, кого-то быстрее, кого-то медленнее. И они неуклонно и безропотно приближаются к финишу, делая при этом вид, что никакого финиша то и нет, что все нормально, так надо, и что они этим чуть ли не довольны. Только оглядываются друг на друга — мол, все так живут. — Он с вызовом посмотрел на Закира, учащенно дыша. Водка в его стакане была отпита только на чуть-чуть.

Закир, в свою очередь, аккуратно поставил стакан на стол, внимательно, словно врач на пациента, глядя на юношу.

— Я вас наверное удивлю, — с вызовом продолжил Коурис, решительно сделав небольшой глоток. — Но я вот, например, совсем не хочу умирать. И не надо меня успокаивать что я молод — ведь этот срок все равно наступит — и никуда не деться. И от жизни тоже не хочу уставать.

Он прервался, подбирая слова.

— Ты пей, пей, — тихо сказал Густав, понимая, что у парня наболело и ему просто необходимо выговорится, излить душу. А больше ее излить-то и негде — только в их компании, и без женщин.

А Сергей подумал: Вот он — юношеский максимализм — обо всем рубить с плеча, сразу делать категоричные выводы. Это черное, это белое. Черное уничтожаем, белое старательно бережем.

Коурис послушно коснулся водки губами.

— Люди почему-то глупы, — все так-же возбужденно продолжил он. — Как страусы старательно прячут свои головы, закрывая глаза на эту проблему. Гонят мысли прочь, стараясь вообще не думать об этом. Мол, живется — и хорошо. А что там будет дальше — лучше не думать.

Он внезапно остановился, наполняя легкие воздухом. Однако не только у одного меня подобные мысли, подумал Сергей, а Закир только мягко улыбнулся на эту горячую тираду.

— А что делать? — просто спросил он.

— В набат бить, — несколько растерялся Коурис от того, что его перебили. — Бороться как-то. Чтобы как можно больше людей занялись этой проблемой, стали искать причины смерти и как с этим бороться! Наверняка найдется какой-то выход! Ведь я точно знаю, что жизнь моя закончится — вон сколько могил в кладбищенской стене! А я не хочу туда. Так ведь нельзя!!!

— Жизнь — она вообще штука жестокая, — пожал плечами Закир. — Никто тебя не спрашивает — хочешь ли ты вообще на свет. А если хочешь — то в какое время. Молча ставят перед фактом — вот ты появился, поживешь немного, и навсегда исчезнешь. А зачем все это — никто не объясняет.

— Так ведь это и неправильно! — снова разгорячился Коурис, покраснев еще больше. — Надо брать все в свои руки! А не покорно смиряться с тем, что все так жили раньше и живут сейчас. Слава богу, наша техника и знания о мире существенно возросли и позволяют теперь сбросить старые суеверия и привычки, взглянуть на жизнь совершенно по-новому!

Юноша обвел всех взглядом, ища поддержки или хотя бы сочувствия.

— Представь себе, что все люди вдруг задумались о том, что будет дальше, как ты говоришь, — сказал Закир, воспользовавшись паузой и видя, что юноша уже топчется по кругу и все основное он уже высказал. — И к каким выводам они придут?

Он внимательно посмотрел на Коуриса, который еще не отошел от своей речи, крутил полупустой стакана, и казалось, еще не понимал, о чем сейчас говорится.

— Во-первых, — продолжил Закир, видя, что его никто не перебивает. — Смысла в жизни нет вообще. Зачем человек рождается и зачем умирает — никому неизвестно, как неизвестно — зачем вообще существует природа. Раз скинули с лодки — плыви. Во-вторых — всё умирает со временем, значит рано или поздно умрет, погибнет или выродится и человечество как таковое. А вместе с ним умрет и вся накопленная им культура. Другие цивилизации не будут читать наши книжки, любоваться нашими произведениями искусств, так как оно не будет им понятно, согласись? И какой из всего этого следует вывод?

Закир снова взял паузу, кинув взгляд в сторону бутылки — уж больно серьезный у них получился разговор, душа закипела, взорвалась, и ее необходимо было успокоить. И не только у него одного. Скорей бы, что ли, девчонки вернулись, с тоской подумал он.

— Какой? — покорно спросил озадаченный Коурис, не понимая куда тот клонит.

— А то, что если человек задумается, что будет дальше, он тут же захочет совершить самоубийство, — довольно проговорил Закир. — Так что желание не думать на эту тему, или придумывать всякие оправдания и сказки — это своего рода защитный механизм, помогающий каждому человеку жить ни смотря ни на что, а всему человечеству — развиваться и дальше.