Феликс Пальма - Карта хаоса

– Боже… – прошептал Конан Дойл, кивнув на портреты. – Вряд ли я смог бы спокойно ужинать в такой компании.

Не обратив внимания на его слова, Мюррей с энтузиазмом потирал руки.

– Представляешь, Эмма, какой станет эта комната, когда… – он огляделся по сторонам, пытаясь вообразить переделки, нужные, чтобы совершить чудо и сделать столовую действительно красивой, – когда мы все тут поменяем?

– Знаешь, а мне она кажется чудесной и такая, какая есть, Монти, – возразила Эмма со смехом. – Зачем что-то менять? Зал просто замечательный… Если тебе не удастся продать дом, мы сможем устраивать здесь приемы. Будем приглашать тех, кого терпеть не можем, и заставим их высиживать в столовой нескончаемые ужины, а ночью, пока они будут спать, станем греметь в коридорах цепями и жутко завывать. И они наверняка никогда больше не примут наших приглашений, и тогда нам самим не придется принимать приглашений от них, если, конечно, после подобного приема приглашения еще будут поступать.

– О, это блестящая мысль, дорогая, – изумился Мюррей.

– И вправду неплохо было бы располагать местом для таких целей, – согласился Уэллс, и ему тут же пришли на память имена нескольких дюжин знакомых, которых он охотно пригласил бы сюда на ужин.

– Тогда я не буду ничего переделывать, да и продавать дом не буду, – заключил Мюррей весело. – Если подумать, его и в таком виде можно использовать для чего угодно, даже… – злорадно ухмыльнулся он, – для спиритических сеансов.

– Монти, ты снова… – начала было Эмма, сразу сделавшись серьезной.

– Но, дорогая, сама посмотри, какая тут атмосфера! – перебил ее Мюррей, разведя руки в притворном восторге. – По-моему, мистер Конан Дойл как раз нечто подобное и назвал… Как это? “Атмосферой, подходящей для внушения”?

Конан Дойл бросил свирепый взгляд в его сторону.

– Да, да! – Мюррей опять развел огромные руки, словно желая сгрести вместе весь окружающий мрак. – Кажется, я только что набрел на еще одно весьма и весьма выгодное дельце. Любой медиум с радостью заплатит столько, сколько мы запросим, чтобы проводить здесь свои сеансы. При такой атмосфере можно будет запросто обойтись без обычных трюков…

– Монти, довольно, – упрекнула его Эмма. – Артур, позвольте еще раз попросить у вас прощения. Право, у нас и в мыслях не было высмеивать ваши воззрения, это была всего лишь шутка. – Она строго глянула на Мюррея. – Правда ведь, дорогой?

– Конечно, это была всего лишь невинная шутка, мистер Конан Дойл, – подтвердил миллионер, пожимая плечами.

– Благодарю вас за заботу, мисс Харлоу, – сказал ирландец, словно не услышав реплики Мюррея и обращаясь к его невесте с обиженным видом. – Как я уже говорил при нашей первой встрече, хорошую шутку я ценить умею.

– О, я в этом не сомневаюсь, – ответила девушка, не выясняя, подпадала ли выходка Мюррея под это определение. – Хотя если уж говорить о мрачной атмосфере, то здесь она, пожалуй, даже слишком зловещая.

– А вот меня она совершенно не пугает, – заявил Мюррей.

– Да ладно тебе, Монти, – сказал Уэллс, моля бога, чтобы те двое снова не устроили тягостную для всех перебранку. – Согласись, от всего этого озноб прошибает.

– Место, вне всякого сомнения, заражено энергиями, которые недоступны нашему пониманию, – заявил Конан Дойл с видом посвященного, потом медленно обвел взглядом столовую. – И все мы их ощущаем, только не всем хватает смелости в этом признаться.

– Кому же, например? – спросил Мюррей.

– Тебе, дорогой, – ответила Эмма. – Элементарно.

– Ах так? И что я, по-вашему, должен ощущать? Что души этих симпатичных джентльменов прямо сейчас находятся здесь и следят, чтобы мы не вздумали насмехаться над их усами? – гнул свое Мюррей.

– Я этого не сказала, дорогой, – ответила Эмма с прежним спокойствием. – Но я согласна с Артуром: в этом доме есть что-то, что мы ощущаем, но не можем распознать. Возможно, это не души умерших или даже не то, что мы считаем душами умерших. Однако возможно и другое: все, что пережили эти люди, – она медленно обвела портреты рукой, – все, что они испытали, что любили, каким-то образом сохранилось… – Эмма подошла к столу и рассеянно погладила спинку стула, продолжая говорить с мечтательным видом: – Вообразите, сколько всяких сцен разыгралось тут, в столовой: званые ужины, семейные драмы, объявления войны, счастливые известия… И все это до сих пор остается здесь, снова и снова происходит, каким-то образом вибрирует в воздухе, пусть и не доступное ни нашим глазам, ни нашему слуху, потому что наш разум воспринимает только настоящее… А вдруг существуют такие места, как это, где, словно в речной заводи, течение времени замирает и жизненные события веками накладываются одно на другое, то есть образуют единое и многослойное настоящее, а также… скажем так, осадочные породы бытия – их-то мы сейчас и ощущаем. Джордж, не исключено ведь, что мурашки побежали у тебя по спине как раз потому, что в тот самый миг сквозь тебя прошел дворецкий, неся поднос с бокалами. – Уэллс глянул на нее с изумлением и незаметно сделал маленький шажок в сторону. – А ты, Джейн, возможно, как раз сейчас попала на перекресток взглядов двух соперников, которым на рассвете предстоит сойтись в поединке. А на этом вот стуле, на который я сейчас опираюсь, возможно, сидит влюбленный и поглаживает под столом ножку своей дамы, пока она вычерчивает пальчиком на скатерти их инициалы.

Рассуждая таким образом, Эмма написала тонким указательным пальцем на пыльном столе буквы “М” и “Э”. Потом с задумчивой улыбкой залюбовалась на них – наверное, она спрашивала себя, а что будет через сто лет, когда и эти буквы, и сама она исчезнут, вдруг какой-нибудь посетитель угадает ее жест. Но тут Эмма заметила, что все молча ждут продолжения. Она подняла глаза, и милый румянец заиграл на ее щеках:

– О, прошу прощения за нелепые фантазии. Я принадлежу к юной нации, где камни лишены памяти, поэтому места, подобные этому, кажутся мне волшебными…

– Тебе не за что извиняться, дорогая, – сказала Джейн. – Ты действительно очень красиво все описала.

Все дружно ее поддержали, исключая Мюррея, который просто с обожанием смотрел на Эмму.

– И не только это, – добавил Конан Дойл пылко. – Она сумела замечательно выразить то, что и сам я всегда говорил: что-то от нас переживет смерть наших тел. А почему бы, собственно, и нет? Не исключено, что смерть – это всего лишь повторение нашего существования на более высоком уровне, нечто вроде гиперкуба Хинтона, где мы проживаем все мгновения нашего существования одновременно… В конце концов, медиумы передали нам множество свидетельств, где духи описывают загробный мир как точную копию их прошлой жизни.