Николай Комаров - Холодный город

Я всегда представлял себе, что эта страна как бы замерла в своем развитии, сказочна и далека от нашей прозаической жизни.

Поэтому вы можете себе представить мое изумление, когда я услышал учение Суами Вирасена — современного философа Индии, такое глубокое по своему смыслу и такое близкое мятущейся душе человека наших дней.

В поэтических отрывках его проповедей, которые он произносил на певучем бенгальском наречии, чувствовалось новое откровение и светлое радостное примирение с жизнью.

Комов в общих чертах изложил учение Суами Вирасена. Он говорил долго и горячо, а Чарская внимательно слушала его.

— Как отрадно слышать об этом примирении с жизнью, — сказала она наконец.

Они шли долгое время молча.

В наступивших сумерках стали едва видны стволы пальм. Зеленые чащи наполнились таинственными шумами.

Когда они оставили парк, — была уже тихая звездная ночь.

В кафе при станции подвесной дороги им захотелось выпить кофе с питательными галетами «Прелесть».

Оба они чувствовали приятную усталость от прогулки. Какое-то новое ощущение душевной близости незаметно подкрадывалось к ним.

— Когда же я опять увижу вас? — спросил Комов Чарскую.

— 24 я буду на докладе инженера Хэда. Мы могли бы отправиться туда вместе.

В вагоне подвесной дороги было много пассажиров. Горел яркий свет. Очарование парка и летней ночи исчезло.

Чарская вышла на остановке в пригороде Бостона, и через секунду Комов мчался уже дальше, полный смутных и волнующих впечатлений.

Шумная столица Америки, залитая волнами мягкого электрического света, очнулась от душного знойного дня и зажила ночной жизнью, пользуясь тем, что стало несколько свежее, и легкий ветерок с моря приносил призрак прохлады.

На перекрестках улиц автоматические фонографы выкрикивали последние новости.

— Крах Компании «Уайт Стар» разорил более 40.000 человек. Директор Кер покончил жизнь самоубийством, бросившись с аэро!

— В штате Никарагуа за прошлый месяц превращено в сушу еще 6 квадратных километров!

— В Японии снова ощущались подземные толчки. Профессор геологии Сиракики опасается нового землетрясения.

— Сегодня во Дворце Науки торжественное заседание Союза Инженеров. Злободневный доклад инженера Тома Хэда — «Холодный город».

Комов и Чарская шли, не торопясь, по «авеню ученых» и вели оживленный разговор. Они приехали еще в 10 часов ночи, чтобы попасть на интересовавший их доклад Тома Хэда, который был назначен в 11 часов, когда обычно из-за жары начинались всякие заседания. Пользуясь излишком свободного времени, они побывали в новом грандиозном кинофоне «Весь мир», где также демонстрировались последние работы Компании «Океан-Суша» — умелая реклама, проводимая финансовым гением этой Компании, банкиром Фульдом.

Когда они подходили уже ко Дворцу Науки, Комов обратил внимание на целый рой воздушных аппаратов, который спускался над верхней площадкой Дворца.

— Ну, словно комары после дождя, — заметил он, взглянув на Чарскую, которая не могла удержаться от улыбки.

В огромные ярко освещенные аркады Дворца продолжали вливаться новые потоки инженеров, которые спешили на заседание.

Тому интересу, который возбуждал к себе доклад инженера Хэда, много способствовало, помимо злободневности, громкое имя его, как знаменитого конструктора турбокомпрессоров Арктической Компании.

Кроме того, газеты не переставали обсуждать причины грозных явлений жары, помещая беседы с выдающимися учеными и поддерживая этим общее внимание.

Поэтому на Заседание Союза Инженеров прибыли представители самых крупных технических предприятий и заправилы финансового мира.

Они занимали нижние ряды амфитеатра и вели оживленные разговоры, интересуясь предстоящим докладом и теми заказами, которые могут последовать.

Много говорили о новой Компании, по постройке «Холодного города», которую взялся будто бы составить банкир Фульд.

А банкир Фульд прислушивался ко всему, что происходило около него, и на лице его играла постоянная улыбка, какая-то загадочная и странная.

Фред Пайк, директор Компании «Железобетон» и личный друг Тома, наливался добродушным смехом и убеждал своего собеседника, какого-то сумрачного и подозрительного миллиардера:

— Том Хэд шутить не любит, и если он скажет, что охладит земной шар, то это так и будет. Лишь бы миллиардеры дали средства для осуществления его проекта. О, вы будете благословлять Тома, когда он создаст свой «Холодный город».

Комов с любопытством рассматривал эту массу бритых голов, напоминавших собой шевелящуюся фантастическую икру, как представлялась она им с высоты 214 ряда.

Понятно, что внимание Комова привлекло и само сооружение Дворца Науки, рассчитанное на 20.000 человек.

Это было своего рода чудо строительного искусства и невольно поражало, кроме самого масштаба сооружения, и другими усовершенствованиями.

Особенным свойством этой аудитории было приспособление для улучшенной акустики ее, когда каждое слово лектора явственно доносилось до слушателей, несмотря на далекое расстояние от кафедры.

В стенах ниш для этого были помещены античные группы резвящихся тритонов, которые трубили в раковины. Раковины эти служили резонаторами и специальными приемниками звуков для радиофонов. Таким образом можно было у себя за несколько сот километров слышать все, что говорилось на заседании во Дворце Науки.

Архитектурная отделка отличалась скромностью и величавой простотой.

С потолка ее не спускались безобразные светящиеся мешки из мелких электрических лампочек, которые в XX столетии назывались люстрами и считались красивыми украшениями общественных помещений.

Однако, несмотря на это, во всех местах огромной площади было светло, как Днем. Причина такого равномерного и сильного освещения заключалась в устройстве светящихся карнизов и потолка. Свет струился мягкими потоками и обладал особым свойством: это был «холодный свет», когда 90 % электрической энергии перерабатывалось в свет и только 10 % шло на нагревание, поглощение и прочие потери. Применение его сделалось возможным, благодаря пользованию «безопасными» токами большой частоты и высокого напряжения в связи с изобретением нового изолирующего состава «антиэлектрон», ослаблявшего явления тихого разряда.

Температура воздуха внутри этой грандиозной аудитории, несмотря на присутствие 20.000 человек и высокую наружную температуру, была только около 20° Цельсия, что достигалось тем, что воздух в охлажденном состоянии посылался по особым каналам, помещенным в виде художественной резьбы над карнизами.

Не было еще 11 часов, а громадный зал Дворца Науки был полон, как улей, и жужжал многоголосными шумами.