Леся Яровова - Русская фантастика – 2018. Том 2

– Посиди со мной, Катя, молодёжь сама справится.

Они шли вдвоём по тёмной, погружённой в смерть улице. Саша то и дело оскальзывалась, но на предложенную руку опираться не захотела. Глеб, не скрываясь, насмешливо наблюдал за ней.

С серого неба повалил колючий снег, и город предстал перед Сашей белым мимом, замерзающим в заледенелом сугробе. Сквозь снежную пелену она почти увидела скрюченную долговязую фигуру и покрытые сверкающей изморозью синюшные губы, искривлённые в сардонической усмешке.

Саша долго искала по карманам ключи, нашла наконец, открыла дверь в холодную квартиру. Глеб вошёл за ней, поставил мешок у входа.

– Спасибо за помощь, – вежливо сказала ему Саша.

Она ждала, когда Глеб уйдёт из её дома и можно будет растопить печку и сидеть возле, грея зябшие руки и ожидая, пока закипит в кастрюльке вода и можно будет сварить гречку и бухнуть туда тушёнки, щедро, сразу полбанки, и есть, забравшись с ногами в кресло, а потом развести молока, две ложечки на стакан, и пить его мелкими глоточками, долго.

Глеб не уходил. Он по-хозяйски оглядывал просторную комнату со старым креслом возле холодной «буржуйки», заглядывал на кухню и в спальню. Саша как раз подбирала слова, какие-нибудь не очень обидные, чтобы выгнать непрошеного гостя, когда он повернулся к ней и буднично спросил:

– Ты дрова где берешь? Я могу человека прислать, он напилит тебе.

Саша удивилась – что это он? С чего бы такая забота?

– Да не бойся ты, не съем, – усмехнулся Глеб и шагнул к ней.

Саша дёрнулась в сторону, но он взял её за отвороты пальто и впился пахнущими коньяком губами в обветренный рот. У него были мягкие губы, такие мокрые, что Сашу немедленно затошнило. Она дёрнулась, упираясь кулаками в его грудь, но Игорь уже отпустил, почти отшвырнул её к стенке.

– Не понравилось? – хохотнул он, посмотрев в её искривлённое отвращением лицо. – Ничего, понравится. Как в следующий раз кушать захочешь, так сразу и понравится.

Он так и сказал – «кушать», и так приторно прозвучало у него это слово, что Саша снова вздрогнула от отвращения. Глеб вынул из кармана целую плитку шоколада, положил на подоконник и ушёл, не прощаясь, нарочно громко хлопнув входной дверью.

Саша долго полоскала рот ледяной невской водой. Шоколад лежал почти на том же самом месте, где давно, сто лет назад, лежала повестка, по которой Игорь ушёл на фронт, и это казалось самым унизительным из всего, случившегося за этот длинный день. Саша знала, что её гордости не хватит, что она всё равно возьмёт шоколадку и будет есть её по кусочку, растягивая удовольствие, и что, может, даже придёт к Глебу, униженно приползёт, умоляя взять её за банку тушёнки, и это осознание было невыносимым.

Дорогая Саша, это письмо ты наверняка получишь, потому что я знаю, что ты жива. По-другому и быть не может, и я скоро приеду, чтобы в этом убедиться. Ты удивишься, но теперь я вожу грузовик, и меня обещали перевести на Ладожскую рокаду не позднее февраля.

Мы сейчас… (вымарано цензурой)

Так что я заслужил суточный отпуск, ты придумай, как мы проведём его, помимо того, о чём я безумно соскучился. Сутки! У нас будут целый сутки, мышонок.

Под Новый год увеличили пайку. По Дороге жизни грузовики везли продукты и почту.

Саша принесла домой еловую ветку, достала с антресоли игрушки, развесила на колючих ветках хрупких стеклянных зайцев и птиц, длинные сосульки и прозрачные шары. Гуся не планировалось, зато был целый фазан, которого можно растянуть на неделю. Исхудавшие, лишённые жировой защиты птицы не выдерживали мороза, и никого из сотрудников теперь не мучил вопрос, что с ними делать – павших животных делили поровну, ели и кормили семьи. Саша исхитрилась приготовить птицу на буржуйке и предвкушала пиршество. Мелькнула было мысль попробовать выменять бутылку шампанского на серебряный браслет, но встречаться с Глебом категорически не хотелось. В полночь Саша зажгла щепочку-лучинку, вместо свечки, и пожелала, чтобы Игорь, где бы он ни был, вернулся домой и чтобы прорвали наконец ненавистную блокаду. Она посидела ещё немного и легла спать.

Ночью Саше снилось, как несётся по Невскому конка, блестит снег в свете газовых фонарей, дамы кутаются в меха и гремит петербургский вальс, славя непокорный, живой город, не способный смириться с собственной обречённостью, и усатый господин в бобровой шубе машет с подножки танцующему на мощёном тротуаре белому миму с красной улыбкой на лукавом набелённом лице.

– Врёшь, не возьмёшь! – кричал господин в треснувшее больное небо, и город вторил ему гулом каменных мостовых.

Когда много лет спустя у Саши спросили, почему они не сдались, она не нашла для ответа ничего, кроме:

– Не захотели.

Глеба она всё-таки встретила. Он выждал её у входа в который месяц закрытый для посетителей зоосад, бесцеремонно взял за рукав и затолкал за угол.

– Гордая, значит, – сказал Глеб, рассматривая её.

Саша усмехнулась ему в лицо.

– Ладно, не хочешь – не надо, – покладисто кивнул Глеб. – Я по делу. Только не здесь, вечером к тебе зайду. На вот.

Он сунул в её карман шоколадку и ушёл, не заботясь о реакции.

Саша ждала его во всеоружии женского презрения, но Глеб на самом деле пришёл по делу. Он предложил помочь ему пробраться на территорию зоосада.

– Расскажешь, где они стоят, дальше не твоя забота. На тебя никто не подумает – сколько там у вас охранников? Десять? Двадцать? На всю-то территорию.

Зоосад в последнее время стал магнитом для озверевших от голода людей, его охраняли восемнадцать вооружённых сторожей, но Глеб был прав, этого мало, особенно если знать расположение постов и график обхода.

– Одна бегемотиха ваша – сколько она весит? Полторы тонны? Две? Это почти тонна мяса, даже если она похудела. Ладно, полтонны, но ты хотя бы представь, сколько можно сейчас получить за полтонны свежего мяса! Война кончится, Саша, а золото останется.

Саша смотрела сквозь вдохновенное лицо Глеба и думала. Вот если бы Красавице предложили чан еды, свежей сочной еды, согласилась бы она убить своих спасительниц? Тех, кто каждый день поливал её тёплой водой, кормил и смазывал маслом трещины на коже? Саша вспоминала бессмысленные глаза Красавицы. Чувствует ли она благодарность? Испытывает ли чувства, или бегемотиха на самом деле всего лишь полторы тонны мяса, костей и нежной толстой шкуры? Саша не знала. Просто Красавица была её питомцем и её ответственностью, поэтому она показала Глебу на дверь и сказала:

– Пошёл вон. Убирайся из моего дома.

Глеб оскалился.

– Надо было сразу тебя трахнуть, чтобы хозяина знала, сука, – проговорил он страшно. – Сами на мясе сидите, а делиться не хотите, твари?