Евгений Винников - На суше и на море. 1976. Выпуск 16

В столице Казахстана Алма-Ате успешно пополняет копилку отличных советских роз Константин Лукич Сушков. Много других селекционеров — ученых и любителей в разных уголках нашей страны заняты сложной ювелирной работой по совершенствованию королевы цветов.

Об авторе

Сележинскии Геннадии Владимирович. Родился в 1935 г. в городе Лубны Полтавской области. Окончил биологический факультет Киевского государственного университета. Много лет работал в Зоологическом музее Академии наук УССР. Сейчас работает в редакции журнала «Знания та праця». Автор нескольких книг на биологические темы, многих научно-популярных и научно-художественных статей и очерков в периодической печати. В нашем ежегоднике публикуется второй раз. В настоящее время работает над книгой о цветах.

Заметки этнографа

Рис. Л. Кулагина

Я сидел на нарте возле чума старого Пилько Вэро. Чум стоял на песке в каких-нибудь пятидесяти метрах от воды, и я хорошо видел фигуры рыбаков. Выбирали тоню.

Было очень поздно или очень рано — не поймешь: два часа ночи, а солнце, катившееся по краю горизонта, по-прежнему ярко освещало Троицкий Песок своими длинными усталыми лучами.

Троицкий Песок — место, где уже много лет с началом путины рыбаки заполярного колхоза имени Кирова ведут лов закидными неводами. Добывают огромных серебристых нельм, муксунов, сигов, удивительно вкусных чиров, мясо которых столь нежно, что его можно есть совершенно сырым, найдись щепотка соли, а нет — так и без нее. Но главная промысловая рыба — знаменитая енисейская селедка, или, как ее еще называют местные жители, туруханка. Невелика рыбка и очень хороша в тузлучном рассоле. А в малосольном виде не уступает, наверное, и знаменитой на весь мир западносибирской сосьвинской сельди.

Троицкий Песок находится в самом горле Енисейского залива. Чуть дальше на север, у мыса Сопочная Карга, вода Енисея приобретает солоноватый привкус: близко море.

Поселок Баренцево — центральная усадьба колхоза имени Кирова — расположен в 15 километрах к югу от Троицка. В поселке в новых удобных домах живет большинство колхозных семей разных национальностей: энцы, ненцы, долганы, русские.

Старик Пилько Вэро, в чуме которого я живу в Троицке, большую часть года проводит в Варенцове. Там его старший сын Кидело — охотник и рыбак, младший сын Алексей — механизатор, там невестки и внуки.

А средний сын — Илоку, тот в тундре, оленевод.

В колхозе более трех с половиной тысяч оленей. На зиму пастушеские бригады уходят за много сотен километров от поселка на юг, к границе леса. Там под защитой деревьев олени могут пастись, не опасаясь губительных буранов и пурги. Снег мягкий, не покрывается жесткой коркой во время неожиданных оттепелей, и животным легко добывать ягель.

В Троицке из всех родственников старика живет только сестра его матери Анна, которая хотя и доводится Вэро теткой, но на два года его моложе. Женщина она еще бодрая, быстрая да и по внешнему виду далеко не старушка.

Вот и сейчас Анна с дочерью Марией помогает рыбакам тянуть тони. Из соседних чумов (а их на косе четыре) тоже все на рыбалке. Только глухая Юнгу, о возрасте которой никто не может сказать ничего определенного, безучастно сидит возле своего чума и часами смотрит куда-то вдаль, за Енисей, где за одиннадцатикилометровой ширью воды едва угадываются черные контуры домов рыболовецкого поселка Лайда.

Пилько Вэро смолоду мается ревматизмом. В 1926 году он был каюром Норильской экспедиции и провалился под лед в верховьях речки Сухая Дудинка. Потом не раз на путине застужался. Теперь к воде хотя и подходит подсоблять, за веревку не берется: руки-ноги не гнутся.

Я жду лодку, которая должна отвезти меня в Варенцово, а перед отъездом хотелось бы поговорить со стариком. Уж больно много интересного хранит его память. Вот вчера, например, он какой уж раз поразил меня, рассказав такое предание:

— Давно, когда Земля еще только родилась, жили бестолковые люди Лодоседа. Своего товарища встретят — изобьют. Лебедя поймают, перья выщиплют и так пустят.

Сердца не имели и ума тоже.

Потом что выдумали: костер разожгли и стали в него прыгать, по огню кататься… Парки у них обгорели, и плечи голые остались. С тех пор стали они называться Лодоседа, по-нашему «без плеч».

Лодоседа — один из родов, на которые подразделяются энцы. А всего у них около 15 родов: Бай, Муггади, Ючи, Солда, Мундеда и другие.

Пилько Вэро принадлежит к роду Сазо. Сазо в переводе с энецкого означает «шитье», и мне иногда кажется, что это название имеет вполне реальный смысловой отпечаток. Не случайно Анна обмолвилась однажды, что старик шьет одежду «не хуже, чем наши женщины».

Меня всегда интересовали истоки происхождения энецких родов. Для такого маленького народа их было необыкновенно много.

Действительно, энцев всего лишь около 400 человек. Такие крошечные народы не так уж часто встречаются даже в нашей многонациональной стране. В один ряд с энцами могут быть поставлены разве что тофалары, обитающие в Иркутской области по северным отрогам Восточных Саян, юкагиры на Колыме и Индигирке, жители Командорских островов — алеуты, негидальцы, ороки, орочи на Дальнем Востоке да некоторые народности горного Дагестана и Памира.

Эицы к тому же исторически подразделяются на две территориально разобщенные и разные по своему родовому составу группы. Правда, сейчас уже это деление носит условный характер. Более ста лет назад энецкие семьи из лесной группы, владевшие крупными стадами оленей, стали откочевывать на лето вниз по Енисею, к побережью Карского моря. Потомки их живут теперь вместе с тундровыми энцами в Усть-Еиисейском районе Таймырского национального округа. Собственно же лесная группа энцев малочисленна и едва насчитывает сотшо человек. Ее отделяет от тундровой более чем трехсоткилометровое расстояние, хотя находится она в пределах того же округа, южнее Дудинки.