Евгений Винников - На суше и на море. 1976. Выпуск 16

Когда в конце XV — начале XVI века русские торговые промышленные экспедиции, соблазненные рассказами о неисчислимых сибирских пушных богатствах, стали все чаще переваливать через Уральский хребет, и, преодолев могучую Обь и многие километры тайги и тундры, они в конце концов достигли реки Таза и встретили там энцев.

На энецкой земле был воздвигнут и важнейший форпост в освоении русскими Северного Зауралья — знаменитая златокипящая Мангазея. Благодаря мужественному рейду «Щельи» под водительством капитана Буторина и особенно археологическим раскопкам название «Мангазея» часто появляется в печати. И все-таки мало кому известно, что своим происхождением оно обязано энецкому роду Муггади, в ненецком произношении — Монгкаси.

Еще в 30-х годах было выдвинуто предположение о том, что слово «Мангазея» может быть транскрибировано как mortasija, то есть «Монгкаси земля». Мне очень хотелось получить подтверждение данной версии от кого-либо из энцев или енисейских ненцев, но все старики, с которыми удалось побеседовать на эту тему, ничего не могли сказать определенного.

— Ты Прокопия спроси, — посоветовал мне Вэро Пилько. — Если кто и знает из наших людей, то это Прокопий.

Алексей Пилько, сын старика Вэро, вел лодку мастерски. Енисей постепенно расходился. С низовья подул прохладный воздух, пахнущий льдом и солью, — настоящий устьевой ветер. Он погнал волну вверх по реке. Когда дует этот ветер, то волна всегда выше и злее. Ветер как бы гладит реку против шерсти, и та злится. Мотор также злится, то взвывая пронзительно, то урча натужно. Это винт то обнажается, то погружается в воду.

Алексей ведет лодку «уступами». Он подворачивает против каждой большой волны и упорно тянется к берегу.

— В этом году у нас здорово порыбачили, — кричит мне сквозь рев мотора и грохот волн Алексей. — Давно так не рыбачили. Рыба прямо ходом шла. План почти уж выполнили… А позавчера наши двух белух добыли. Теперь на ферме для песцов корма навалом… Хорошо… Думаю, скоро в Дудинку съездить… — рассказывает Алексей о своих делах.

Уже, наверное, часа четыре утра, а в поселке мало кто спит. Ребятишки играют на берегу, мужчины сидят возле домов, завешенных вуалями сетей, ковыряют их рыбацкими иглами, чинят. Дымятся гнилушки в тазах возле каждой двери, чтобы комара отпугивать. И только собаки лежат возле дымокуров, уткнув носы в лапы. Эти «соблюдают» режим. А людей полярный день явно сбивает с толку.

Дорога все же утомила нас. Мы с Алексеем бредем по поселку к его дому. Там отдохну, а потом и за этнографию.

— Здравствуй, Прокопий Антонович, — здороваюсь я, проходя мимо его дома.

— Здорово, здорово, — приветливо откликается оп. — В гости заходи.

— Завтра приду.

Прокопий Антопович — ненец из рода Непяг, что по-ненецки означает «комар». Однако он отнюдь не комариного сложения. Оп плотей, крепок, хотя и не молод.

Из енисейских ненцев и энцев на Тазе бывали не многие. Про Обь большинство только и слышали, что есть далеко на западе такая большая река. А Прокопий Антонович в молодые годы исколесил всю тундру между Уралом и Енисеем. Много всякого повидал, а память у него такая, что знает родословную любого своего сверстника, живи он хоть за пятьсот километров отсюда. Он выслушал меня задумчиво и ответил не сразу.

— Вообще-то не знаю, верно или нет, но говорил мне давно старик Тазу-Харючи (сам-то уж сколько лет как умер, да и людей с фамилией этой, наверное, уж не осталось), будто оттуда слово «Мангазея» пошло, что на этой земле раньше Монгкаси жили, лесные люди.

В старинном новгородском сказании «О человецах незнаемых в Восточной стране», которое датируется концом XV — началом XVI века и является по существу единственным историко-литературным памятником по этнографии народов Северной Сибири до-ермаковской эпохи, говорится: «На восточной стране, за югорьскою землею, над морем, живут люди самоедь, зовомы молгонзеи».

«Молгонзеи» — не что иное, как искаженное название того же энецкого рода Монгкаси (Муггади). В архивных документах начала XVII века этот род фигурирует уже как Мангазея. Вот, значит, до каких мест дошли энцы — до Таза, а может быть, и еще западнее. Это было каких-нибудь две сотни лет назад. Всего восемь поколений сменилось с тех времен. Восемь поколений для народной памяти — небольшой срок. То, что происходило две сотни лет назад, в фольклоре выглядит как события вчерашнего дня.

— Прокопий Антонович, а какие сказки есть про юраков и Монгкаси — энцах?

— Беда как много!

— Расскажи.

И потекли длинные часы. Тетрадь сменялась тетрадью, а от постоянного писания немела рука до самого плеча. Постепенно рисовалась картина, не отраженная ни в каких документах, картина вражды и дружбы, жизни и смерти на суровой северной земле.

Из бассейна Таза эпцев потеснили ненцы. Они раньше других самодийских народов стали развивать крупнотабунное оленеводство. Возрастающие олепьи стада требовали новых пастбищ. Уже в конце XVII века ненецкие оленеводы начали продвигаться на восток, в энецкие районы. Порой дело доходило и до столкновений, о чем сохранилось немало преданий в фольклоре обоих народов. В итоге в течение двух столетий все земли по левому берегу Енисея оказались в руках пенцев, но на другую сторону реки эпцы их не пустили. И сейчас правая (каменная) сторона Енисея в его низовьях по традиции считается эцецкой («самоедской»), а левая (низменная) — ненецкой («юрацкой»). Но к началу нашего столетия традиционное разграничение угодий в низовьях Енисея утратило прежнюю остроту.

В наше время энцы и ненцы живут в одних и тех же поселках, работают совместно в оленеводческих, рыболовецких и охотничьих бригадах.

Я как-то подсчитал, что среди современных тундровых семей смешанные (энецко-ненецкие) составляют около 50 процентов, а у лесных энцев смешанных семей еще больше — свыше 70 процентов.

Благодаря тесным связям с ненцами энцы восприняли их язык, который во многих семьях столь же употребителен, как и родной, энецкий. Прочно вошли в быт и многие элементы ненецкой культуры: тип чума, оленьих нарт, одежда.

Сейчас, кроме Пилько Вэро да еще старика Холгоку из рода Масозай, никто из мужчин не носит традиционной энецкой парки — короткой (выше колен) одежды, сшитой из шкур молодых телят-пыжиков мехом наружу с опушкой из белого собачьего меха по подолу. Охотники и оленеводы предпочитают длинные ненецкие малицы, сделанные из неблюев — шкурок августовских телят — мехом внутрь, с наглухо пришитым меховым капюшоном, рукавицами к широким меховым подолом. В такой одежде удобно ездить на нарте, а если поверх малицы надеть сокуй — одежду аналогичного покроя, но сшитую более грубо и из шкур взрослых оленей осеннего забоя мехом наружу, никакой мороз не страшен.