Евгений Винников - На суше и на море. 1976. Выпуск 16

Но Пилько Вэро никак не хочет расстаться с паркой: ее шила его жена, покойная Хадаку, когда еще молодой была. Долго лежала эта парка в нарте, где хранят энцы одежду, обувь, цветное сукно, бисер и другие вещи. А теперь вот старик ее достал и целый год почти не снимает.

Судьба этнографа — вечная дорога. И для тех, кто занимается народами оседлыми, и для тех, кто сделал своей профессией изучение народов Севера.

Когда изучаешь историю народов, судьбы которых переплелись, нередко приходится выступать в роли следователя, что ли, который добивается истины, расспрашивая и одну и другую стороны. Сравнение, конечно, не совсем верное. Тут можно скорее говорить о сотрудничестве в одном и том же деле. Но суть все равно остается прежней: узнал мнение одной стороны — ознакомься с мнением другой.

Прошла уже целая неделя, как я в Троицке таскаю береговой конец невода, старика Пилько. Это, так сказать, гонорар за информацию. Информации много. Она, конечно, далеко превышает по ценности объем моего рыбацкого труда.

Скоро опять в путь, и, пока старик отдыхает, надо посмотреть записи — нет ли чего неясного? Уедешь — поздно будет что-либо выяснять.

Перед моими глазами возникают страница за страницей записей и вновь оживают картины прошлого маленького народа.

Старик заворчал что-то, закашлялся в чуме, закряхтел, откидывая полог.

Чайник вскипел, и Вэро стал разливать по кружкам густой коричневый напиток, без которого на Севере не обходится ни одна трапеза.

После чая мы оба немного помолчали, потом Вэро налил себе еще кружку и только тогда сказал:

— Сядобичу (предание, легенду, на энецком. — В. В.) я тебе рассказывать не буду. Это много времени займет. А вот послушай про прежнюю жизнь.

Был у нас в тундре один парень, бедный из бедных. Где там оленей, парки драной не имел. Сирота. Отец, мать, вся родня в оспенный год померли.

По богатым людям маялся. У кого год оленей покараулит, у кого два. Да разве этим что заработаешь? Только на харчи и одежонку какую.

А тут ему девка одна приглянулась. Хорошая девка, красивая. Только и хозяин старик Силкин — был у нас такой богатей по имени Тося — тоже на нее зарился. Для своего порченого сына: хромой был от рождения, и плечо дергалось. И хотя у нее с тем парнем было слажено, чтоб без калыма жениться, когда парень будет невесту красть, это Тося пронюхал. Ее родителей упредил, а самого парня прогнал и не заплатил ему ничего. И всем другим, кто богатый, наказал, чтоб в работники его не брали.

Тот помыкался-помыкался, идти некуда, даже сетчонки паршивой нет. И тогда решил: камень на шею — и в прорубь. Только он это делать собрался, в тот самый час нарта идет по Енисею. Какие-то русские едут и с ними наш каюр Ашляпкин Иван.

Они к парню приступили: «Что над собой делать хочешь?» Тот все и расскажи. Ашляпкин, значит, переводит. Русские говорят: «Не дело ты задумал. Теперь нет такого закона, чтобы бедных обижать. В Дудинке и во всей России Советская власть создалась, а она бедных пастухов в обиду не дает. Мы как раз к вам в Варенцово едем Совет организовывать. Потому как вы последние по всему Енисею остались, у которых Совета нет. Пусть этот парень с нами едет».

Ну а как Совет создали, парня этого туда выбрали. Потом оп в колхозе стал председателем. Силкин Тося в тундру убежал. Олени его в колхоз попали, и у других богатых тоже оленей забрали. Ну, парень этот на своей девушке, конечно, женился. Его ребята — трое парней да две дочери — теперь в нашем колхозе. Еще один в Ленинграде в институте учится, а самый младший здесь киномехаником работает. Его-то ты знаешь, — лукаво сощурился старик. — Это Аким, что тебя везти должен. Да вот и сам он, поди.

Действительно, послышались быстрые шаги, полог откинулся, и в чум просунулось худощавое черноглазое лицо Акима.

— Ну что? Готовы? — спросил он, всем своим видом выражая крайнюю степень деловитости.

— Готовы, — отозвался я в тон, кивая на сложенные в углу чума рюкзак и спальник.

— Тогда пошли.

— Да что так скоро-то? А чай пить? — засуетился старик, поднимаясь и оправляя парку.

— Чай будем в Варенцове пить, — все так же деловито ответил Аким. И добавил уже для меня: — Самое время ехать, пока за Гольчихинской косой тихо.

Он подхватил мой рюкзак и, не оглядываясь, зашагал к берегу. Я взвалил на спину спальный мешок. Старик на негнущихся ногах заковылял следом.

— Возьми вот, — он подал мне завернутые в мешковину две рыбины. — Сам засолил. Повези в Москву, пусть попробуют рыбы нашей.

Я обнял его.

— Приезжай, — сказал он, когда я уже был в лодке. — А то старый становлюсь. Может, одна весна только и осталась. Приедешь?

Мой ответ утонул в шуме мотора.

Аким нажал ногой на педаль, упал на кормовое сиденье, сжав руль. Лодка рванулась и пошла ходко, разваливая носом глянцевитую гладь воды.

Мы отдалились от берега уже порядочно, а одинокую фигурку старика все еще можно было различить на белом фоне песка. И только когда лодка заплясала на бурунах у острия Гольчихинской косы, растворилась в береговой дымке.

Об авторе

Васильев Владимир Иванович. Родился в 1936 году в Москве. Окончил исторический факультет МГУ. Историк-этнограф, кандидат исторических наук, научный сотрудник Института этнографии АН СССР. Автор свыше 40 научных работ по этнографии народов Крайнего Севера. В нашем ежегоднике публикуется впервые. В настоящее время заканчивает книгу очерков о жизни малых северных народов.

Очерк

Рис. И. Шинулина

Коричневато-серая лупоглазая саранча летела и летела с юга, из пустынь Ирана и Афганистана. Когда раскаленное солнце поднималось над полями и садами Туркмении, в тихом воздухе слышался шелест, бумажное шуршание мерцающих крыльев мириадов насекомых. Холмы предгорий Копетдага, оазисы и такыры как бы заволакивало странным желтоватым клубящимся туманом.

К вечеру бесчисленные стаи саранчи опускались на землю, облепляли деревья и кустарники, гроздьями повисали на стеблях растений, пригибая их долу. И там, где сели стаи, зловещий хруст оповещал о гибели урожая…

В Туркменской республике был создан чрезвычайный штаб по борьбе с этим стихийным бедствием. «Чусары» — чрезвычайные уполномоченные по борьбе с саранчой-шистоцеркой — вместе с представителями местных организаций выводили на бой с крылатым противником все взрослое население городов и кишлаков.

Поля окапывали канавами, преграждая путь ползущим насекомым, и сжигали их там, полив керосином. С деревьев саранчу стряхивали и давили чем придется. Опрыскивали посевы ядовитыми растворами. Со всей страны сюда везли необходимую аппаратуру и химикаты. Ночью и днем шел бой…