Евгений Винников - На суше и на море. 1976. Выпуск 16

Особенно активны только что образованные поверхности. Установлено, что при этом происходит разрыв межмолекулярных связей, возникают свободные макрорадикалы — сверхактивные химические частицы. Их количество весьма велико. Например, у графита и сажи на 10 поверхностных атомов приходится 2–5 таких активных центров.

Об особой активности подобных поверхностей свидетельствует и то, что они заставляют вступать в реакции инертный обычно азот и даже благородные газы. Это позволяет осуществлять в обычных условиях («мягких», как говорят химики) полимеризацию веществ, например стирола и метилметакрилата. Нельзя не предположить, что и природа воспользовалась такой возможностью. Не активные ли микроповерхности повышали вероятность образования биологических полимеров в древнем океане, например в прибойной зоне, где происходит непрерывное измельчение твердых частиц?

Поставим вопрос еще шире: нельзя ли рассматривать и биосферу как тонкий аморфизироваиный слой на поверхности твердого тела — Земли? Тогда не удивительна активность этого слоя жизни. Но ведь в этом случае сама Земля выглядит космической твердой частицей, взвешенной в океане Вселенной…

Научные сотрудники университета в Гонолулу разработали метод прогнозирования пробуждения вулканов… Для этого делается аэрофотосъемка кратеров. Используется цветная пленка, чувствительная к инфракрасной части спектра. Затем по градациям красных и розовых тонов определяется степень вероятности того или иного предполагаемого извержения.

Метод был проверен на Гавайских островах, а затем в Гватемале. В 1974 г. снимки показали, что в западной части Гватемалы вскоре должны пробудиться сразу три вулкана. Никто не поверил в такой прогноз. Однако извержение этих трех огнедышащих гор началось в предсказанное учеными время.

Как известно, снимая свои фильмы о животном мире Южной Америки, шведский кинооператор Роберт Бломберг обнаружил в Колумбии на болотистых берегах реки Гуавьяре гигантских лягушек. Эти существа длиной до 35 см получили имя первооткрывателя.

Гигантские лягушки оказались весьма редким видом. Им грозило полное вымирание. Поэтому сейчас в Скандинавии проведен примечательный эксперимент: отложенную лягушками икру поместили в специальный террариум с идеальным искусственным климатом. Потомство, появившееся в неволе, тщательно упаковали в ящички и отправили обратно на родину :

Заставка Е. Скрынникова

Фото автора

Оттоль сорвался раз обвал

И с тяжким грохотом упал…

Мне необычайно повезло и как географу по специальности, и как гляциологу по профессии: я видел одно из редчайших явлений природы — обвал ледника.

В бассейне реки Сурхоб на северном склоне хребта Петра Первого с полсотни небольших ледничков; они занимают около двадцати квадратных километров. По памирским масштабам — мелочь, какую даже с вертолета не сразу разглядишь. Самый крупный среди них — ледник Дидаль, возле поселка Таджикабад. Длина Дидаля — четыре с половиной километра, а площадь — всего полтора квадратных километра, настолько он узок. Где-нибудь в памирских дебрях на него бы и внимания не обратили, а здесь — величина! По типу это с ложно долинный ледник. Начинается он в двух больших скалистых карах на высоте четырех с половиной тысяч метров над уровнем моря, а заканчивается на трех тысячах. Вытекающая из ледника крохотная речушка Каудаль впадает в Сурхоб возле кишлака Кара-Сагыр (Черный Сурок).

Ледничок этот вел себя всегда тихо и мирно, и старики не помнили за ним ничего плохого. Полз и полз себе по нескольку сантиметров в сутки, как и остальные его собратья. В верховьях Дидаля бродили медведи и дикие козы, пели улары; ниже, по крутым склонам, паслись колхозные отары. Идиллия, да и только!

И вдруг летом 1974 г. скорость ледника увеличилась в десятки раз, он стал быстро расти в длину. В средней части глетчера лед вспучился огромным бугром, расколотым глубокими трещинами.

Все это не беда, ведь Дидаль находился в пустынном высокогорье. Но удлиняющийся язык ледника стал постепенно спускаться в крутое скалистое ущелье, при этом от языка иногда отламывались большие глыбы льда, а из-под ледника время от времени стали вырываться бурные селевые потоки. Один из таких селей летом повредил двенадцатиметровый железобетонный мост через Каудаль на дороге из райцентра Гарм в Таджикабад. Правда, бульдозер вскоре расчистил русло; машины, хоть и с немалым трудом, стали переезжать реку вброд, однако опасность новых селей возросла. Жители кишлака Кара-Сагыр, где был мост, наладили круглосуточное дежурство.

Приближение селя можно определить по глухому нарастающему гулу, по столбам пыли: при движении селевый поток подмывает крутые склоны и рыхлая порода рушится.

Из Гарма сообщили о случившемся в Душанбе, а оттуда информировали нас — работников гидрометеослужбы Таджикистана. Мы еще находились под впечатлением от подвижки ледника Медвежьего в верховьях памирской реки Ванч летом 1973 г. — и вот, на тебе! Снова природа преподносит сюрприз!

Немедленно был сформирован экспедиционный гляциологический отряд во главе с автором этих строк. Хотя слово «отряд» и звучит весьма внушительно, входило в него всего четыре человека.

Недолгие сборы — и вот Гарм. Сначала с работниками райцентра мы осмотрели с вертолета весь ледник и долину реки Каудаль, затем уже в Кара-Сагыре посовещались, какие меры предпринять, чтобы в случае чересчур большого селя избежать жертв и разрушений. На прощание жители кишлака угостили нас яблоками и абрикосами.

Мы высадились на крутой террасе рядом с ледником на высоте около трех тысяч метров. Поставили палатки, надули прорезиненные матрацы, стараясь даже в полевых условиях создать некоторый комфорт. Правда, оказалось, что рядом нет источника воды, ее пришлось вначале носить километра за полтора по крутым скалам в целлофановых мешках, уложенных в рюкзаки, пока вертолет не забросил нам несколько сорокалитровых фляг с водой.

В первые же дни мы осмотрели и облазили весь Дидаль. К моменту нашего появления оп уже успел удлиниться метров на шестьсот по сравнению с обычным состоянием и продолжал медленно, но неудержимо опускаться по крутой скалистой теснине. Движение его сопровождалось шорохом и треском, гулом рушившихся ледяных глыб. Двигался ледник, как испуганная норовистая лошадь, то почти останавливаясь, то резко кидаясь вперед. В среднем за сутки он в своей нижней части продвигался метров на пять-шесть.