Евгений Винников - На суше и на море. 1976. Выпуск 16

— Стеся ночуй бутем.

— Это зачем же? До вечера мы еще километра три пройдем.

— Севня Польше ходи нелься. Тальше долга путет скалы. Ночуй некте. Чичаза стеся ната ночуй.

— Так сколько-же километров сплошные скалы?

— Мноха. Ната проходи стена один день. Не проходи сразу — худо бутет. Ночуй совсем нет кте.

— А если, мы не пройдем вдоль сплошной скалы за день, то где же ночевать? Задал ты задачу! Хоть назад поворачивай и верхом иди.

— Саче насат? Савтра начинай ходи бутем рана-рана, токта вечером скала проходи.

Здесь, в расщелине, росло несколько чахлых деревцев, среди которых нам удалось собрать немного сушняка для небольшого костра на ночь.

В походах, особенно длительных, люди не страдают отсутствием аппетита. Не страдали и мы. А после изнурительного перехода и хорошего ужина, да еще у костра, в сон не погружаешься, а проваливаешься. Но часа через полтора, когда чрезмерная усталость проходит, а костер начинает прогорать, тридцатиградусный мороз на открытом для морского ветра месте пробуждает от крепкого сна. И хотя мы в эту ночь по-настоящему не спали, но хорошо отдохнули. На тридцать — сорок минут погружались в полудремоту, затем кто-нибудь из нас вставал, поправлял костер, отогревался чаем и снова впадал в полузабытье.

Наконец над морем звезды стали меркнуть: близился рассвет. Приготовив завтрак и подкрепившись, мы собрали рюкзаки.

Горизонт порозовел, прозрачные тени исчезли, и мы тронулись в путь. «Непроходы», чередуясь с торосами, сменялись узкими галечными косами. И за весь день мы не встали на лыжи, а волочили их за собой на бечевках. Шли не останавливаясь. Лишь в полдень поели холодного вареного мяса и сухарей, а на ходу сосали сахар. Сплошные скалы тянулись без конца, и за очередным изгибом береговой линии мы не встречали долгожданной расщелины.

Тени от сопок уже ползли за горизонт, когда наконец мы заметили углубление. Это был грот. Входное отверстие наподобие арки имело несколько метров в высоту и ширину. Пещера оказалась довольно обширной и высокой. «Пол» ее состоял из мелкого битого льда, нагроможденного валами. В противоположном от входа направлении виднелось второе отверстие, поменьше, выходящее по другую сторону скалы. Грот образовался в толще утеса, выдающегося далеко в море.

— Сення ключ ходи не успевай. Стеся ночуй ната. Шибко худой место, та телай ништо не мозна.

— Да, эта мышеловка мне тоже не по нутру. Но ничего, будем устраиваться.

Тщетно искали мы на берегу топливо, кроме нескольких мелких щепок и сучков так ничего и не нашли. Но и слава богу, было хоть на чем чай вскипятить. Ведь мы обедали всухомятку, а одолели около шестнадцати километров, почти сплошь по торосам и через «непроходы».

Костерчик разложили внутри грота, экономя драгоценные щепки. Поужинав, постарались немного вздремнуть, используя остатки тепла догоравшего костра.

Разбудили нас скрежет и треск, доносившиеся со стороны северного входа. К ним примешивался какой-то крадущийся шорох. Мы вскочили, не понимая, что все это значит. Вдруг явственно послышался шум и плеск воды.

Луч электрического фонаря разрезал непроглядный мрак, и в его свете перед нами, подобно фантастической картине, предстала реальная и страшная, действительность: черные в трещинах базальтовые стены грота глянцевито блестели, серая арка входа выделялась на белом фоне морского льда, а через нее в пещеру с ревом врывалась вода. Луч фонаря быстро скользнул по стенам пещеры, и мы стали карабкаться по нагроможденному льду на выступы скал и валунов, образовавших в дальнем углу небольшую площадку, где можно было сидеть, прислонясь к стене. Площадка возвышалась над «полом» метра на два, а чуть выше скала переходила в темный базальтовый свод.

Вода, заполняя пещеру, устремилась к узкому противоположному выходу, а через арку в грот со скрежетом продолжали ползти обломки льдин, словно какое-то морское чудовище пыталось втиснуться в тесное убежище. Льды напирали снаружи всей массой, и у самого входа их нагромоздилась целая гора. Казалось, море хотело замуровать нас живьем в базальтовой норе.

Но вот шум и плеск воды стали затихать, только льды еще, устремляясь вверх, скрежетали о скалы. Приливная волна уровняла в пещере уровень воды, и свободная циркуляция ее прекратилась. Но прилив продолжался.

Снаружи льды забили уже весь вход в пещеру. Вода медленно и спокойно вливалась в грот, с тихими всплесками все ближе подступая к нам. Уровень ее достиг самого края площадки, на которой мы примостились. Если прилив продолжится, нам податься некуда. Даже если волна не захлестнет нас, простоять в ледяной воде несколько часов в ожидании отлива мы все равно не сможем.

Наступила полная тишина. В природе полного затишья почти не бывает. Даже если безмолвствуют птицы и звери, не журчит вода, не шумит ветер, воздух всегда наполнен дыханием земли. Сюда же, в недра базальтовых скал, при полной неподвижности моря, замершего в верхней точке прилива, не доходило ни звука. Тишина была такая, что в ушах звенело. И в этой могильной тьме и безмолвии только ритмичные толчки собственной крови напоминали о том, что ты жив.

Ко всей этой гнетущей обстановке добавился еще ужасный холод, охвативший наши неподвижные тела, ибо крохотная каменная площадка, на которой мы примостились, не позволяла не только двигаться, но и делать резких движений. Я включил фонарь. Прямо у наших ног, в призрачном свете фонаря, стояла черная, таинственная в своей неподвижности вода.

Мы были заживо погребены.

— Ну, Тимофей, в третий раз пришел за нами Нептун, или, по-твоему, Тэм. Если и на этот раз он нас не одолеет, видно, не суждено нам стать утопленниками. Может, замерзнем, умрем с голоду, сгорим, но только не утонем, — попытался я шуткой отвлечь его от мрачных мыслей.

Ороч молчал. Видимо, он считал, что, когда духи моря так близко подходят к нему, такие разговоры неуместны.

Я выключил фонарь, и все снова погрузилось в непроницаемый мрак: оба входа в пещеру были сплошь забиты льдом. Пытаться что-либо разглядеть в таком мраке было бесполезно, и я закрыл глаза. И тут мне вспомнилось изречение одного из больших писателей: «Нет хуже состояния, когда чувствуешь себя беспомощным, во власти слепых случайностей».

Да, мы были как раз во власти слепых случайностей. Бейся головой о скалы — не прошибешь! Сокрушить эти скалы можно только динамитом. А у нас одни топоры.

Чтобы не думать об этом, я попытался воскресить в памяти какие-нибудь приятные эпизоды. Постепенно они захватили меня…

Я очнулся: Тимофей тряс меня за плечи. Мысли медленно возвращались к действительности.

— Спи не ната! — чувствуя, что я зашевелился, кричал он. — Самерсай бутешь! Шевелис ната! Бекай некте — шевелис! Ковори сказка!