Юрий Скворцов - На суше и на море. 1975. Выпуск 15

Люди знают норов своих рек и не селятся рядом с руслом, благоразумно отступая подальше от неустойчивых берегов речной долины.

…Вдруг в ясный весенний день постоянное, уже привычное ворчание такой реки сменяется басовыми нотами разъяренного зверя. Берегись!.. И по широкому руслу со скоростью курьерского поезда вот уже несется грозный мутный вал. Это значит, что в верхнем течении прошел короткий, но злой ливень.

А вот в июле — августе реки быстро и грозно вспучатся не на один день, а на многие недели, заполнят доверху русла и, неузнаваемые, дикие, помчатся вдоль изрезанных берегов, слизывая острова и мысы, меняя протоки, нагромождая завалы — страшную угрозу для прибрежных полей, садов и селений.

Тут виноват знойный солнечный жар, который плавит льды и снега на вершинах Кавказа; вода тысячами струек и ручьев катится в ущелья, удесятеряет силу рек, и вот уже второй — после весеннего — паводок помчался сломя голову в долины и на равнину.

Только зимой, съежившись от холода в льдистых закрайках берегов, затихают, мельчают горные реки, текут без дерзости, игриво, едва плескаясь о камни прозрачной зеленовато-небесного цвета волной.

Но заметим, в любое время года горные реки исправно выносят из дальних таинственных ущелий воду, и эта холодная, чистая благодать никогда еще не подводила и, наверное, не подведет людей, привыкших к своим капризным рекам так же, как привыкаем мы все к солнцу, шуму ветра в ветвях своего сада или в ближнем лесу.

Мы стоим на бетонном мосту с низкими железными перильцами и, перегнувшись, задумчиво смотрим на подернутую крупной рябью воду, сверкающую на солнце, будто свежая полиэтиленовая пленка.

Воды в Баксане немного, крупные скользкие камни, устилающие дно, выступают наружу, волны лишь изредка накрывают их, не дают обсохнуть, плещутся, и от реки доносится слегка приглушенный лепет, похожий на разговор подруг, повествующих вполголоса о своих девичьих переживаниях.

За нашей спиной то и дело проносятся машины: «вжик… вжик…» Воздух, разрезаемый быстрым движением, холодит под рубашкой спину, ветер относит бензиновую гарь в сторону. Шоссе живет своей шумной дневной жизнью.

У реки внизу тоже своя жизнь: природой сотканная тишина, лепет воды, удивленная по тону короткая трель оляпки в прибрежных кустах лозняка, разросшихся на правом берегу.

Река в полукилометре отсюда делает плавный полукруг и уходит из поля зрения. Там темнеют лесные предгорья Кызбуруна, голые высвеченные солнцем пастбища, а далее сквозь прорехи кучевых облаков кое-где проглядывают черные бока ближайшего отсюда Скалистого хребта. Река прорывается сквозь этот хребет и исчезает в длинном ущелье.

Спрашиваю:

— Сколько отсюда до истоков Баксана?

Хуссейн Залиханов морщит лоб:

— До поляны Азау, мы считаем, километров сто двадцать.

Все что касается Баксана, вот отсюда и до истоков, Хуссейну Залиханову известно больше, чем другим. Он выпрямляется, прикидывает взглядом расстояние до гор. Его узкое, чуть горбоносое лицо светится улыбкой. Никак не скажешь, что этому бодрому, подтянутому человеку за пятьдесят. Фигура спортсмена, голову держит высоко, голос сильный, уверенный.

— А вниз, до впадения в Малку?

Залиханов не торопится с ответом и выразительно смотрит на Андрея Андреевича Аболишина, начальника обводнительно-оросительной сети Баксана…

— Около сорока километров, — тихо говорит Аболишин.

Он моложе Залиханова и совсем другого склада. Застенчивый, с добрым всепрощающим лицом, внимательно вежливым взглядом, Аболишин почти никогда не вступает в разговор, если его не спросят о чем-нибудь. У него огромное, беспокойное хозяйство, множество сложных сооружений на реке, в его подчинении 27 инженеров, гидротехников.

— Значит, вся длина реки 160 километров?

— Около того, — быстро соглашается Залиханов.

Андрей Андреевич чуть наклоняет голову.

— Но площадь водосбора у Баксана исключительно велика. Десятки довольно крупных притоков, — поясняет он.

— Ай, Андрей, зачем ты усложняешь? Человек спрашивает о Баксане, только о Баксане, если ему говорить обо всех реках, он их не запомнит. Гунделен, Гижгит, Тызыл, Кыртык, Тегенекли, Терскол… — Хуссейн быстро-быстро называет реки и загибает пальцы на одной, потом на другой руке.

— Я хочу сказать о другом, — Аболишин укоризненно смотрит на друга. — Водосбор у Баксана такой, что мы спокойно можем брать для орошения земель в своем районе и для канала, идущего на равнину и в Ставрополь, более 70 миллионов кубометров воды в год. Можете себе представить?

Трудно представить. Разговор затухает, мы опять ложимся грудью на перильца и смотрим вниз. Такая мелкая и неширокая речка. Где тут взять 70 миллионов?!

Аболишин серьезно говорит:

— В 1973 году гидрологи дали такие сведения: зимой, в первом квартале, река проносила 9,5 кубометра воды в секунду, а в третьем квартале — 64. В августе же, — говорю по памяти, — 52 кубометра в секунду. Вот какая амплитуда! И все-таки нам удается держать Баксан в послушании. Случается, конечно, и не углядим, — Аболишин хочет, чтобы его правильно поняли. — У нас на реке в пределах района 84 инженерных сооружения. Плотины, дамбы, каналы, затворы, песколовки, отстойники, переезды, водовыпуски. Чтобы предвидеть особо опасный паводок, надо знать, что делается в верховьях Баксана. В твоих владениях, Хуссейн.

— Когда у вас здесь дождик и туман, у нас наверху сияет яркое солнце, — не без гордости замечает Хуссейн. — Где больше всего на Кавказе солнечных дней? На Чегете, дорогой мой, на верхних приютах. Холодно, морозно, зато такое солнце!

— Вы часто бывали на Эльбрусе, Хуссейн? — спрашиваю его.

— Никто так часто не бывает на Эльбрусе, как я, — твердо отвечает Залиханов. — Я побывал на обоих его вершинах 128 раз, две зимы провел в «Приюте одиннадцати». Только один человек в нашей республике подымался туда больше. Этот человек — мой отец Чокка Асланович Залиханов. Он за свою долгую жизнь побывал на этом пятитысячнике 209 раз. Последний, двести девятый раз, он поднялся туда в возрасте 117 лет, в 1968 году.

Все, что сказал Хуссейн Залиханов, было чистой правдой. Его отец, пожалуй самый уважаемый человек в Кабардино-Балкарии, дожил до весьма почтенного возраста. Еще совсем недавно на одном из перевалов Главного Кавказа, куда ведут опасные пешеходные тропы, он глядел на старинные пушки, дивясь силе и мужеству русских людей, сумевших затащить чугунные громадины в заоблачные высоты.

Хуссейн еще озорным мальчишкой «бегал» с отцом на Эльбрус. Как не сходить на гору, снежные бока которой и обе холодные вершины денно и нощно стоят перед глазами! А позже Хуссейн занялся альпинизмом уже всерьез, стал известным спортсменом, заслуженным тренером РСФСР и СССР, наконец, почетным судьей, бывал в экспедициях на семитысячниках Памира, на Монблане. И сейчас, когда возраст уже дает себя знать, Хуссейн Залиханов не оставляет своих родных гор. Он главный охотничий инспектор Кабардино-Балкарии, охраняет природу Приэльбрусья и с прежним жаром, с необыкновенной энергией бродит и ездит по лесам, по альпике, организуя заказники, охотничьи хозяйства и звероводческие совхозы. Его заботят пятнистые олени, туры, серны, медведи, косули, кабаны, фазаны… И даже зубры.