Николай Димчевский - На суше и на море. 1973. Выпуск 13

Раннее утро следующего дня застало яхты на вершине Устюрта. На вершине, а солнце не может пробиться к нам — яхты тонут в тумане. На земле обильная роса. Даже глинистый такыр почернел, промок. В палатке все волглое. Проснувшись, обнаружили лужи воды, капли бесшумно скатывались со стенок палатки.

Базаров вооружился полотенцем и стал добывать воду для умывания. Проведет пару раз по стенке и выжмет в кружку. В пустынях кое-где обнаружили сооружения из камня, на дне которых собиралась вода. Все совершалось без вмешательства человека — автоматически.

После завтрака тоже полное безветрие. Но мы на перевале, далее дорога идет вниз. Попробуем «съехать с горки». Из этого ничего хорошего не получилось. Пришлось гораздо больше «везти саночки» — толкать, чем кататься. Но так или иначе, к вечеру засветились огни Тулепа — поселка геофизиков. Хоть и небольшой поселок — всего несколько улиц, но они залиты электрическим светом. Это почти что в диковинку: уже много ночей нам светит только луна.

Посреди пустыни — поселок. Сколько за этим смелости людской! Даже дома здесь врыты наполовину в землю. Суров Устюрт. Летом — ветер, пыль, кочки джурсана (мелкой полыни), карликовые кустики кандыма, температура плюс сорок. Зимой — тоже ветер, нередко штормовой, снег и те же сорок градусов, только минус. Но люди пришли и сюда. Раньше это были чабаны, пригоняющие на лето отары. Теперь и геофизики заглядывают в глубь Устюрта. Прослушивают эхо сейсмовзрывов. А потом буровики ставят вышки разведочных скважин.

На Устюрте нашли нефть. Пришли за буровиками добытчики, эксплуатационники. И вот уже строители потянули нитки нефтепровода. Нефть здесь коричневого цвета, значит, высокопродуктивная, в ней много парафинов. Зимой она застывает, становится похожей на шоколадное масло — хоть ножом режь.

Люди пришли, но с водой туго. Пока еще ее привозят цистернами издалека, иногда за несколько сотен километров. В редких маломощных колодцах непригодная для питья горько-соленая вода.

Пришлось позвать на помощь гидрогеологов. Теперь в Карабайли, Шайхамане, во многих других поселках скважины дают вкусную, свежую воду. Из огромного подземного озера Язхан, обнаруженного в районе древнего Узбоя, вода по водоемам подается в Красноводск, на Челекен, в город нефтяников Небит-Даг. Идет в глубь пустыни Каракумский канал.

До последнего времени на станции Кунград была последняя шпала, последний рельс: дальше поезд не шел — пустыня. И чтобы попасть из Москвы в Кунград по железной дороге, мы ехали вокруг через Ташкент. Но скоро можно будет попасть сюда через Гурьев. С двух сторон от Кунграда и от Бейнеу двигались по Устюрту строительные поезда. Путь к югу Арала сократился чуть не вдвое. А невдалеке от дороги протянулись гигантские нити газопроводов Средняя Азия — Центр и Бухара — Урал…

Наши колесные яхты прошли по Устюрту. По дорогам, по целине, даже спускались с гор. Ветер мчал их мимо буровых нефтяников и юрт чабанов, через поселки геологов и совхозные фермы. Люди разных национальностей, профессий встречались нам на пути. Но всех их объединяло одно: стремление освоить безжизненную землю, сделать ее полезной советскому человеку. Они переделывают Устюрт, пустыня перестанет быть пустыней.

Сегодня день неудач. С утра ветер задул прямо в лоб. Крепкий ветер. Приходится толкать яхты навстречу ветру или, удлиняя путь, идти галсами. Часа через два на моей яхте лопнул базовый швеллер — одна из двух основных балок, образующих корпус. Но ведь хорошо известно, что скрепление проволокой — часто наиболее простой, быстрый и довольно надежный способ. Поэтому я возил с собой на всякий случай кусок восьмимиллиметровой проволоки. И не зря! Я стянул обе балки бандажами.

Через полчаса прошли колодец Таумен. Как и все колодцы, он расположен в низине. Проедешь в километре — не заметишь. А еще спустя полчаса самая тяжелая поломка в экспедиции: яхта Петрова, подпрыгнув на кочке, вдруг оказалась без правого заднего колеса. Пробороздив землю обломанной поперечиной, она остановилась. Колесо с остальной частью поперечины в это время описывало дугу в противоположном направлении. Столпившись вокруг, безнадежно молчим. Что делать? Бросить яхту и идти Петрову пешком за нами? Не угнаться! Посадить его к кому-нибудь вторым? Яхты на это не рассчитаны. Наконец кто-то подает идею: сложить концы поперечины внакладку, скрепить болтами, стянуть проволокой. Правда, поперечина яхты станет короче, от этого ухудшится устойчивость. Но зато — нет худа без добра! — она теперь будет вписываться в колею, проложенную автомашинами. Разбиваем лагерь и принимаемся за дело. На сегодня путь закончен.

…Полдень. Скоро Мишина яхта встанет на колеса.

Пока все собираются, выезжаю на разведку. Но далеко друг от друга уходить нельзя. Таков закон пустыни.

Как-то еще в начале пути, пасмурным утром, я отправился к заброшенной буровой невдалеке от лагеря, чтобы залезть на нее и осмотреться. Однако понятия о расстоянии в пустыне весьма относительны. Иногда маленький кустик представляется огромным строением, открывшимся вдруг на горизонте. А что-то действительно большое кажется совсем близким, но едешь не один час, пока это «что-то» окажется рядом. Так и на этот раз. До «близкой» буровой надо было добираться около часу. Сверху все вокруг слилось в бесконечное бурое пятно, порезанное на дольки дорогами, расходящимися от вышки. Лагеря тоже не различить. По какой же дороге возвращаться? Пришлось еще дважды подниматься на вышку, пока не определил примерное направление к палаткам. К лагерю, однако, я попал по дороге, по которой вечером мы пришли из Кунграда, то есть с противоположной стороны…

На сей раз я отъехал совсем немного? дорога неожиданно раздвоилась, а я оказался в роли былинного богатыря на распутье. Дело в том, что в поселке Южный Устюрт в ответ на наши расспросы о дороге на Чагыл нам посоветовали: «Только что туда погнали двести овец и четырех верблюдов. С ними идет водовозка. Идите прямо по их следам. Неужели не разберетесь?»

Подобные советы нам были не впервой. Мы уже стали следопытами, научились отличать свежие следы от давнишних, отыскивать места стоянок.

Но сейчас по обеим дорогам прошли овцы и проехали машины, причем как будто недавно. Прогнал с километр по одной дороге — ничего определенного. Свернул, выехал по целине на другую. Здесь следы оказались более свежими: у них не такие осыпавшиеся края. Вернулся к развилке. Нарисовал большую стрелу, указывающую путь.

На фоне далекой гряды холмов заблестел на солнце белый парус. Он вот-вот станет темным: яхта повернет на другой галс, и мне будет видна уже неосвещенная его сторона. Когда же я выбираю момент и снова оглядываюсь, оказывается, что одна из четырех яхт остановилась. Это у Тамары расплелся трос. Значит, задержка на полчаса.