Николай Димчевский - На суше и на море. 1973. Выпуск 13

Не удивительно, что вскоре после окончания института она попала в Каракумы, где среди опаленных солнцем песков — передний край борьбы за жизнь.

В 1934 году двадцатипятилетний ботаник Нечаева уходит в глубины Каракумских песков в свою первую экспедицию.

Все было в тот раз: и блуждание по бездорожью без надежного проводника, и встречи с остатками басмаческих банд, и ужасающая летняя жара, и отчаяние, когда последняя надежда — колодец оказывался пересохшим. Но при всех условиях она вела научную работу. В каждой былинке, уцепившейся за бархан, Нина Трофимовна видела бездну интересного для исследований. И она привезла из пустыни такой богатый материал, который впоследствии лег в основу при составлении первых геоботанических и пастбищных карт Туркмении.

Нину Трофимовну влекли самые отдаленные, казалось бы, самые безнадежные участки пустыни. В 1937 году Нечаева уезжает в безводные полынно-солянковые районы Северо-Западной Туркмении. откуда до ближайшей железнодорожной станции было 170 километров, а до колодца — 25. Ела верблюжье мясо, пила чал — верблюжье молоко. Не из особой любви к экзотическим кушаньям, а потому, что больше нечего было есть, а воды недоставало. Но она много работала для того, чтобы начать освоение этих пустынных мест. Теперь на полынно-солянковых пастбищах Северо-Западной Туркмении расположены богатые каракулеводческие совхозы.

Потом Нечаева уезжает в глубину песчаных пастбищ, которые преобладают в Туркмении. В результате были разработаны теоретические основы пастбищеоборотов для песчаных пустынь и написано «Практическое руководство», которое Министерство сельского хозяйства СССР рекомендовало колхозам и совхозам республик Средней Азии и Казахстана.

Затем Нина Трофимовна предпринимает широкие исследования растений пустыни, чтобы определить возможности их окультуривания. Много лет ушло на это, но к числу растений, поддающихся возделыванию в условиях пустыни, прибавилось больше 70 дикорастущих трав и кустарников. Было доказано, что они могут высеваться, как и давно окультуренные, и давать урожаи в четыре — шесть раз больше, чем на естественных пастбищах. Теперь этими ее работами руководствуются каждый раз, когда планируют увеличение поголовья овец при создании искусственных пастбищ.

Нечаева работает над картой пастбищ Туркмении, создает формулу-уравнение, позволяющее по метеорологическим условиям с высокой точностью вычислить предстоящий урожай трав. Она забирается в самое пекло пустыни и создает там Каракумский стационар, потому что ее по-прежнему интересуют растения, живущие в самых неблагоприятных условиях…

Член десятка ученых советов, участница многих международных конгрессов, она по-прежнему своим основным местом работы считает не письменный стол, а безбрежные равнины пустынь.

Я распрощался с «пустынниками» и пошел через барханы туда, где, по красивому выражению поэта Николая Доризо, «гасит свежая вода песок — сухой огонь пустыни».

И снова мы помчались на нашем «речном такси» мимо крутых барханных осыпей, стекающих в канал, мимо ворчливых земснарядов и медлительных самоходных барж.

За Ничкой пустыня вплотную подступает к каналу. Здесь реже зеленые камышовые полосы у берегов. Лишь кое-где на голых склонах висят кусты саксаула с их судорожно изогнутыми стволами, напоминающими о постоянной отчаянной борьбе за существование, которую приходится вести здесь всему живому. Раза два на вершинах барханов мы видели верблюдов. Они стояли неподвижно, словно изваяния, высокомерно глядели на реку, перегородившую старую караванную тропу. А иногда вокруг расстилался только белый, желтый, серый песок. Барханы круто обрывались в воду, образуя неширокие отмели у берегов.

Извечное противоборство земли и воды здесь особенно заметно: вода то и дело размывает берега. Это явление, называемое дейгишем, потребовало организовать на канале специальную службу наблюдения, снабженную необходимой техникой для аварийных работ.

На Амударье случались дейгиши — настоящие стихийные бедствия. Например, в 1934 году река прорвала дамбы сразу в пятидесяти двух местах, хлынула в оазисы, затопила полосу земли шириной до десяти и длиной в сто километров. На Каракумском канале таких дейгишей не бывало. Но и здесь вода не раз прорывалась в соседние межбарханные котловины.

В одном месте мы увидели начало дейгиша. Река глотала берег по четыре метра в час. Но уже спешили к размыву катера со специальными понтонами. Эти несложные сооружения, как рассказали гидромеханизаторы, не только способствуют прекращению размывов, но и создают новые условия для отложения наносов.

И все же вода во многих местах профильтровывается сквозь песок, создавая по соседству озера и мочажины. Бороться с этим бедствием необычайно трудно. Не оденешь же весь канал в бетон! Потери воды от фильтрации, особенно вначале, были настолько велики, что ученые срочно засели за расчеты, намереваясь выяснить, сколько же драгоценной влаги поглотит пустыня. И облегченно вздохнули, выяснив закономерность, свидетельствующую о постепенном уменьшении фильтрации…

Мы все плыли да плыли по быстрой воде, вспугивая уток в прибрежных камышах. Цапли неторопливо поднимались над песчаными берегами и, не в силах обогнать быстроходный катер, временами подолгу летели параллельным курсом, словно эскортировали нас. Верблюды на барханах равнодушно поворачивали голову вслед за катером. Местами среди молодых тополей и верб, высаженных вдоль канала охранять берега, виднелись добродушные морды коров. Странно было видеть почти что рядом верблюдов и коров, влаголюбивые тополя и белые, иссушенные солнцем склоны барханов.

У поселка Захмет мы поднырнули под высокие мосты — шоссейный и железнодорожный, свернули влево, в широкую медлительную протоку. И скоро уперлись в стену насосной станции. Пять труб двухметрового диаметра спускались к воде, словно хоботы огромных слонов, спрятавшихся за бугром, шумно пили воду. Это был искусственный исток реки Мургаб.

Естественный исток затерян где-то в горах Афганистана. Река сбегает в пустыню и исчезает, тонет в песках, словно в море. Но прежде она успевает напоить небольшую полоску земли. И на этой полоске поколения туркменских земледельцев создали оазис, крупнейший в Каракумах.

К Мургабскому примыкает другой оазис, образовавшийся в незапамятные времена вдоль небольшой речки Теджен. Оазисы — лишь зеленые пятнышки на необозримом лике пустыни. Но в этих небольших районах начинал в древности складываться один из важнейших центров человеческой цивилизации. Археологи раскапывают остатки богатых поселений, существовавших здесь почти пять тысяч лет назад.