Александр Казанцев - Фаэты. Рассказы о необыкновенном

Олимпийские боги очень любили божественную игру и чтили богиню Каиссу за ее способность воспитывать игрой волю, отвагу, твердость духа.

Злобный Тартар знал, что освобожденный Гераклом Прометей обучил своего спасителя искусству божественной игры.

Поединок должен был состояться у подножия Олимпа, там, где каждые четыре года проводились игры атлетов. Но никто из смертных не должен был быть свидетелем этой битвы богов (Геракл уже стал равным им!). Боги же Олимпа сошли с его вершины, чтобы насладиться поединком, ибо нет большей радости, чем видеть борьбу умов.

Сам Зевс явился со своей супругой Герой и даже побился с ней об заклад, ставя на Геракла, а она - на Корченного Тартара. Закладом были сокровища пещер далекого Востока, откуда прибыла богиня Каисса, назначенная теперь Зевсом бесстрастным судией этого поединка. В помощь к ней пришла богиня Фемида, которая сменила свои весы правосудия на сосуд, из которого она должна была наливать через узкое горлышко воду попеременно в чашу противника, обдумывающего свои действия: горе тому, чья чаша переполнится раньше, чем кончится бой. Он будет считаться поверженным.

Остальные боги разместились вокруг игрового поля, расчерченного на разноцветные клетки, на которых по краям стояли в два ряда фигуры из белого и черного мрамора. Фигуры по указанию сражающихся переносили с клетки на клетку.

Противники смотрели на игровое поле каждый со своей стороны, обменивались колкими словами и для очередного хода подходили к богиням. Фемида, услышав распоряжение о сделанном ходе, тотчас начинала наполнять чашу другого противника, а Каисса передавала приказ карли-кам-кекропам передвинуть нужную фигуру на указанную клетку.

Чтобы смертные не приблизились к сонму богов, любующихся схваткой, Зевс - «собиратель туч» нагнал их столько, что почернело небо и сверкающие молнии не только освещали игровое поле, но и жителей, которые не смели показаться из жилищ.

И под грозовые раскаты начался бой.

Тартар, царь мрака, огромный, хромой, весь скособоченный, взял себе черные фигуры. Геракл распоряжался светлыми.

Корченный насмехался над своим противником, который, по его словам, видно, не привык упражняться в игре ума: «Здесь мало подставить свои плечи под небесный свод вместо титана Атланта, мало оторвать от земли титана Антея… Не пригодятся в игре ума отравленные тобою стрелы, одной из которых в конечном счете ты глупо отравил самого себя!… И не поможет здесь «навозная выдумка» промыть Авгиевы конюшни повернутыми в них реками… И уж совсем ни к чему верный глаз стрелка или разрубающий скалы удар меча!… Думать надо уметь, думать! Головой играть, а не мускулами!» - так насмешливо выкрикивал Корченный Тартар, стараясь унизить и запугать своего врага.

Конечно, Тартар был искусен в божественной игре. Но ему хотелось не только выиграть сражение, но еще и поиздеваться над Гераклом подобно царице Лидии Омфа-ле, которой герой во искупление минутной вспышки гнева добровольно продал себя в рабство на три года. Вздорная женщина старалась вволю насладиться за этот срок, глумясь над сильнейшим из сильнейших. Она унизительно наряжала его в женские платья, заставляла ткать и прясть, но так и не смогла сломить терпение и выдержку героя.

Но здесь перед лицом всех богов издевательские выкрики Корченного Тартара достигли цели, лишив Геракла спокойствия и ясности мысли. Слишком он был вспыльчив и горяч.

Неоправданная поспешность Геракла позволила Тартару, даже не вводя в бой всех своих сил, добиться значительного преимущества.

Богиня Гера сказала эгидодержавному супругу:

- Смотри, Зевс, твой сын потерял тяжелую колесницу. Теперь любой оракул предречет ему поражение.

Ничего не ответил Зевс, только свел грозно брови, и еще пуще засверкали молнии из сгустившихся туч. А Корченный Тартар кричал:

- Смотри, герой, носивший бабьи платья, это не просто сгущаются над тобой тучи, это растет моя черная рать!

Смолчал Геракл, только глубокие морщины прорезали его лоб.

- Я заставлю тебя плясать в моей бездне! И загоню тебя туда еще на игровом поле! - грозил Корченный, приплясывая и припадая на одну ногу.

Искусными ходами вынудил он царя беломраморных фигур перейти все игровое поле и вступить «в край мрака», где в начале игры построена была черная рать.

Вздохи прокатились по подножию Олимпа. Боги переживали. Многие любили Геракла, но коль скоро дело дошло до заклада, пришлось считаться с мрачной силой Корченного, который перешел на самые отвратительные оскорбления противника:

- Не сын ты Зевса, а помет анатолийского раба, прельстившего твою мать Алкмену. Анатолиец ты!

Вскипел Геракл, схватил рукой камень, чтобы бросить им в обидчика, но камень оплавился в его ладони, словно был осколком прозрачной глыбы.

Вспомнил Геракл, что бьется с богом мрака, сыном Обмана и Измены. Бьется на игровом поле. И сдержался, сказав, как когда-то так же оскорблявшему его великану:

- Пусть на словах ты победишь. Посмотрим, кто победит на деле.

Восхитилась богиня Каисса Гераклом, женское сердце бесстрастной богини не выдержало. Воспользовавшись тем, что Корченный продолжал кричать обидные для Геракла слова, обращаясь к наблюдавшим за игрой богам, она шепнула Гераклу:

- Герой, я не могу как судия подсказать тебе план борьбы, но как богиня божественной игры вижу, что хоть и меньше у тебя светлых сил, чем сил мрака, все же ты можешь одолеть их, если свершишь свой тринадцатый подвиг на тринадцатом ходу…

Геракл гордо прервал ее:

- Я сражаюсь один на один.

- Да, один ты и одолеешь врага, если рискнешь после пяти ходов остаться на игровом поле против всей черной рати, если отважишься принести в жертву богине победы всех беломраморных воинов, чтобы один лишь светлый царь со стрелами выстоял против сонма врагов семь ходов и еще один ход, не защищаясь, а нападая.

- Семь ходов и еще один ход одному против всех? - отозвался Геракл.- Но так даже в бою не бывает!

- Это не просто бой, это твоя жизнь на Олимпе, это бессмертие! Я сказала тебе, что ты можешь сделать за тринадцать ходов, но не сказала как. И тем не преступила клятвы судии.

И она отошла к богине Фемиде, лившей воду в чашу задумавшегося Геракла, который смотрел на игровое поле, заполненное беломраморными и смольно-черными фигурами. Он думал, а струйка воды из узкого горлышка кувшина Фемиды грозила переполнить его чашу.

«Богиня Каисса все видит на игровом поле, но как увидеть мне, смертному, то, что доступно ей?»

Так думал Геракл, пока яркой молнией не озарился его ум.