Александр Казанцев - Фаэты. Рассказы о необыкновенном

- Ему придавал огромное значение Архимед. Большой катет прямоугольного треугольника с углом в шестьдесят градусов, где малый катет равен единице, а гипотенуза - двум, равен корню квадратному из трех. Архимед выражал его с огромной точностью простой дробью.Думаю, что геометров двадцатого века заинтересует, как построить Колодец Лотоса с помощью линейки и циркуля, найти связь между шестидесятиградусным треугольником и хитрой фигурой жрецов.

- И Сененмот все это решил? Как он смог?

- Шерше ля фам, как говорим мы, французы,- ищите женщину! Ведь его любила красивейшая женщина мира. Чего не сделаешь во имя Любви! И этот созданный математический храм я решусь назвать «храмом Любви».

- Да, храм в Лейр-аль-Бахри достоин этого,- почему-то вздохнул археолог.- Это одно из чудес света.

- Ну, конечно же! - подхватил граф.- Любовь - это и есть одно из самых удивительных чудес света !

Рассказ графа де Лейе о том, как ему удалось решить задачу древнеегипетских жрецов бога Ра в каземате Колодца Лотоса, где не осилившие этого задания погибали, привел в восторг гостей баронессы де Гранжери, которая представила графа как главный сюрприз вечера. Одарив его восхищенным взглядом, она произнесла:

- Граф, вы - живая легенда в парижском обществе, к тому же непревзойденный рассказчик! Вы не можете лишить нас еще одного рассказа о том, как вы променяли блеск аристократических салонов на скучную мантию математика.

- Охотно, баронесса, но речь пойдет о нашей семейной легенде, связанной с великим математиком Франции Пьером Ферма, которому я обязан своим существованием.

- Граф! - жеманно воскликнула хозяйка салона, погрозив гостю пальчиком.- Вы переходите границы дозволенного, компрометируя свой собственный старинный и благородный род, ибо Пьер Ферма, живший около трехсот лет назад, не принадлежал к нашему кругу и не мог быть вашим предком!

- Что вы, баронесса! - возразил граф.- Я не существовал бы без Пьера Ферма, поскольку он был незаурядным юристом и спас от смерти моего безвинного предка графа Рауля де Лейе, встретив в Бастилии, и его отца графа Эдмона де Лейе.

- Боже! Как интересно! Так расскажите же нам! - попросила подруга баронессы маркиза де Вуазье.

- Юрист Пьер Ферма был еще и математиком не только своего времени, но и нашей эпохи, ибо его Великая теорема не доказана до сих пор, хотя ученые всего мира триста лет старались воссоздать неопубликованное Ферма доказательство.

Я тоже увлекся этой теоремой и стал математиком, правда, без мантии, пугающей нашу очаровательную хозяйку.

- Так просто? - с разочарованием произнесла баронесса.- Нет, вам не уклониться от рассказа. Где же ваша легенда о спасении графа Рауля де Лейе?

- Лучше я расскажу вам о том, как Пьер Ферма стал гостем Бастилии.

- Бастилия! Это ужасно! - воскликнула маркиза де Вуазье.- Народ разрушил ее в дни Великой французской революции.

- Вот это поистине легенда. Бастилию действительно разобрали, но не гневные революционные массы, а строительные рабочие спустя несколько лет после революции. Но триста лет назад она возвышалась своими стенами в центре Парижа, где было немало и монастырских стен, близ которых обычно происходили запрещенные в то давнее время дуэли.

В описываемый день, вернее, утро, к одной из таких монастырских стен подъехал грозный всадник на боевом коне, в черной шляпе, надвинутой на глаза, и в черном плаще…

- Я умираю от интереса, сейчас что-то случится! - воскликнула маркиза де Вуазье.

Всадник завернул за угол, чтобы постучать в монастырские ворота, но внезапно трое пеших гвардейцев кардинала преградили ему путь. Всадник не внял грозному окрику, и его конь стал теснить гвардейца.

Тот обнажил шпагу:

- Не угодно ли спешиться, сударь?

- Зачем? - буркнул всадник, не осаживая коня.

- Чтобы следовать за нами,- ухватился за стремя гвардеец.

- По какому праву?

- Именем его высокопреосвященства господина кардинала.

- Кто это высоким именем останавливает проезжих путников, как разбойник на большой дороге? - послышался громкий голос.

Всадник увидел трех спешащих к нему мушкетеров в шляпах с перьями и развевающихся плащах.

- Что мы видим, господа гвардейцы? - продолжал тот же голос, принадлежащий одному из мушкетеров, красавцу с пятном бородки и закрученными усами.- Трое против одного? Едва ли это учтиво. Если вы немедленно не принесете извинения остановленному вами господину, мы предложим вам иное соотношение сил: трое против троих. Угодно вам такое?

- Вы опять затеваете, господа мушкетеры, запрещенные королем и его высокопреосвященством поединки? Мы находимся при исполнении служебных обязанностей, выполняем приказ, и никто не имеет права нам мешать.

- Полноте, господин гвардеец!- продолжал все тот же мушкетер, отличавшийся прирожденным изяществом манер.- Разве можно помешать в чем-нибудь безнадежным бездельникам?

- Вы ответите за свои слова перед его высокопреосвященством.

- Простите, почтенный гвардеец, но я не вижу здесь его высокопреосвященства, перед которым должен отвечать.

- Мы доставим вас к нему, не беспокойтесь.

- Очень интересно, какой способ вы выберете для этого?

- Если вам угодно, господин мушкетер, то носилки, на которых переносят раненых или убитых.

Всадник не стал ждать конца препирательствам и подъехал к воротам. Привратник, увидев его в щелеобразное оконце, потребовал назвать пароль.

Издали слышался звон шпаг. Очевидно, гвардейцы продолжали, но уже менее изысканно, выяснять отношения с мушкетерами, которые помешали им задержать всадника, действуя, как всегда, против гвардейцев кардинала по принципу: «Что хорошо его высокопреосвященству, может не понравиться королю».

- Пароль! - потребовал еще раз привратник.

- «Мыслю,- следовательно, существую»,- произнес всадник по-латыни и исчез за монастырскими воротами, крикнув слуге:

- Огюст, жди меня здесь ближе к вечеру.

Слуга повиновался и, повернув мула, изрядно измученного длинной дорогой, поехал искать трактир. Проезжая мимо дерущихся на шпагах солдат, он с удовлетворением отметил, что гвардейцы вынуждены отступить. Мушкетеры не стали их преследовать, и один из них, великан с пушистыми усами, подмигнул Огюсту.

- Откуда? - низким басом спросил он.

- Из Амстердама, сударь,- с подчеркнутой готовностью ответил слуга и подобострастно улыбнулся.