Питер Уоттс - Морские звезды

– Шесть.

«Модель для подражания?»

– Семь.

«Боже, боже».

– Восемь.

– Пожалуйста, – шепчет он.

– Девять.

Ив раскидывает руки в стороны. Джерри уплывает во тьму.

Останавливается.

Разворачивается и висит в воде, на расстоянии метров пяти.

– Фишер? – Скэнлон оглядывается. У него такое чувство, что сейчас они двое – единственные оставшиеся частицы во всей вселенной. – Ты меня понимаешь?

Он протягивает руку. Тот дергается нервной рыбой, но не уплывает.

Ив осматривает бездну и кричит:

– Вы вот такими хотите стать?

Никто не отвечает.

– Вы хоть понимаете, что семь месяцев сенсорной депривации сотворят с вашим разумом? Думаете, он сейчас хоть чем-то напоминает человека? Хотите провести остаток жизни, копаясь в иле, пожирая червей? Вы этого хотите?

– Мы хотим, – жужжит что-то во тьме, – чтобы нас оставили в покое.

– Этого не произойдет. И неважно, что вы сделаете со мной. Вы не останетесь здесь навсегда.

Никто не хочет спорить с ним. Фишер продолжает парить перед Ивом, склонив голову набок.

– Послушай, К… Лени, Майк. Вы все. – Луч фонаря бьется из стороны в сторону, освещая пустоту. – Это всего лишь работа. Это не образ жизни.

Только Скэнлон знает, что врет. Все эти люди были рифтерами задолго до того, как появилась такая должность.

– Они придут за вами, – говорит он еле слышно, не понимая – угроза это или предупреждение.

– А может, нас тут уже не будет, – в конце концов отвечает бездна.

«Боже».

– Слушайте, я не знаю, что тут происходит, но вы не можете по-настоящему хотеть остаться здесь. Да никто в здравом… в смысле… Да господи, где вы?

Нет ответа. Только Фишер рядом.

– Так не должно было быть, – умоляет Скэнлон.

А потом:

– Я не хотел… В смысле, я не…

А потом только:

– Простите меня, простите…

И больше ничего, кроме темноты.

В конечном итоге свет возвращается. «Биб» ободряюще пищит на положенном канале. Джерри Фишер исчез; Скэнлон не знает, когда тот уплыл.

Не знает, тут ли еще остальные. Плывет на станцию в одиночестве.

«Они, скорее всего, даже не слышали меня. Не по-настоящему».

Что прискорбно, так как в итоге он говорил им чистую правду.

Ему так хочется их пожалеть. И ведь это просто: они прячутся во тьме, скрываются за своими линзами, словно фотоколлаген, – это какой-то вид общей анестезии. Они дают другим людям право себя жалеть. Только как это делать, если они каким-то образом лучше тебя? Как жалеть того, кто пусть и болезненно, но счастлив?

Как жалеть того, кто пугает тебя до смерти?

«И к тому же они меня победили. Я не могу их контролировать. Совсем. Был ли у меня выбор хоть раз с тех пор, как я сюда спустился?

Естественно. Я отдал им Фишера, а они подарили мне жизнь».

На секунду Скэнлон задается вопросом, как отразить произошедшее в официальном отчете и не выглядеть полным идиотом.

Но потом ему становится совершенно на это наплевать.

ПЕРЕДАЧА /ОФИЦ/ 300850:1043

Недавно я встретил свидетельство того… что, как мне кажется…

Поведение персонала станции «Биб» явно…

Недавно я участвовал в характерном споре с персоналом. Мне удалось избегнуть непосредственной конфронтации, хотя…

Да пошло оно на хер.

До прибытия скафа двадцать минут, и, кроме Ива Скэнлона, на станции никого нет.

Так уже несколько дней. Вампиры больше не заходят внутрь. Может, специально его игнорируют. Может, вернулись к своему естественному состоянию. Он не знает.

В принципе, никакой разницы. Сейчас обеим сторонам нечего сказать друг другу.

Челнок на подходе. Скэнлон собирается с силами: когда они придут, он не будет прятаться в каюте. Будет сидеть в кают-компании, у всех на виду.

Он вздыхает, задерживает дыхание, слушает. «Биб» трещит, капает вокруг. Больше никаких признаков жизни.

Он встает с матраса и прижимает ухо к переборке. Ничего. Приоткрывает люк каюты на пару сантиметров, выглядывает наружу.

Ничего.

Чемодан упакован уже много часов назад. Он ставит его на палубу, резко распахивает люк и решительно идет по коридору.

Психиатр замечает тень еще до того, как заходит в кают-компанию, – смутный силуэт на фоне переборки. Ему хочется развернуться и бежать в каюту, но теперь уже гораздо меньше, чем прежде. Он просто устал. Скэнлон делает шаг вперед.

Лабин ждет – стоит, безмолвный, у лестницы. Смотрит на сухопутника глазами цвета чистой слоновой кости.

– Я хотел сказать «до свидания», – говорит он.

Ив смеется. Не может сдержаться.

Кен бесстрастно наблюдает за ним.

– Прошу прощения. – Скэнлон даже не удивляется. – Просто… Вы вообще-то даже не сказали мне «привет», помните?

– Да. Это так.

Почему-то в этот раз от него не исходит угрозы. Психиатр не может понять почему; история Лабина по-прежнему полна дыр, а Галапагосы все еще кишат слухами, даже остальные вампиры держатся подальше от него. Но сейчас этого почти не видно. Кен просто стоит здесь, переминаясь с ноги на ногу, и кажется почти ранимым.

– Значит, они собираются вытаскивать нас наверх раньше, чем предполагалось, – говорит он.

– Честно, я не знаю. Это не мое решение.

– Но они послали вас сюда… чтобы уготовить путь. Как Иоанна Крестителя.

Очень странная аналогия, особенно из уст Лабина. Скэнлон ничего не отвечает.

– Вы знаете… А они разве не понимали, что мы не захотим возвращаться? Разве они не рассчитывали на это?

– Все было не так. – Но сейчас Ив больше, чем когдалибо прежде, хочет знать, что известно Энергосети.

Кен откашливается. Ему явно хочется что-то сказать, но он молчит.

– Я нашел музыку ветра, – наконец нарушает тишину Ив.

– Да.

– Эта штука так сильно меня пугала.

Рифтер качает головой:

– Она не для этого создана.

– А для чего тогда?

– Это… хобби на самом деле. У нас всех есть хобби. Лени возится со своей звездой. Элис – со снами. У этого места есть особенность: оно берет уродливые вещи и подсвечивает их так, что они кажутся почти красивыми. – Он пожимает плечами. – Я вот строю памятники.

– Памятники…

Лабин кивает:

– Музыка воды предназначалась для Актона.

– Понятно.

Что-то с лязгом падает на «Биб». Скэнлон подпрыгивает.

Лабин не реагирует.

– Я думаю построить еще один. Для Фишера, может быть.

– Памятники для мертвых. А Фишер еще живой.

«По крайней мере технически».

– Ладно. Тогда я построю его для вас.

Верхний люк распахивается, Ив хватает чемодан и начинает взбираться по лестнице, хватаясь одной рукой.

– Сэр…

Скэнлон смотрит вниз, удивленный.

– Я… – Лабин останавливается. – Мы могли обращаться с вами получше.

Каким-то образом психиатр понимает, что Кен хотел сказать не это. Он ждет, но Лабин больше ничего не говорит.