Питер Уоттс - Морские звезды

От коры головного мозга уже почти ничего не поступает. Импульсы нижнего уровня вспышками доносятся от теменных и затылочных долей. Шумят фоном моторные функции. Иногда сама по себе бормочет зона Брока. Остальное по большей части темно и мертво, выглажено начисто черным океаном, горячим и переменчивым, словно открытый пар, холодным и тяжелым, как антифриз. Осталась только рептилия.

Оно передвигается вперед, не обращая внимания на вес в четыреста жидких атмосфер. Ест, что находит, каким-то образом понимая, чего надо избегать, а что можно сожрать. Опреснители и рециркуляторы дают ему воду. Иногда старая кожа млекопитающего становится липкой от выделений; костюм открывает поры океану, и все начисто промывает морской водой.

Разумеется, оно умирает, но медленно. И даже если бы знало об этом, то не стало бы думать о смерти.

Как и у всех живых существ, у него есть цель. Оно – охранник, который иногда забывает о том, что должен защищать. Но это неважно – поймет, когда увидит.

Оно видит ее сейчас, выползающую из дыры в дне мира. Она выглядит почти как остальные, но рептилия всегда чувствует разницу. Почему надо оберегать ее, а не остальных? Ему наплевать. Рептилии никогда не спрашивают о мотивах. Только действуют в соответствии с ними.

Женщина, похоже, не знает, что оно здесь, наблюдает.

Рептилии явлены прозрения, которые по всем правилам должны быть для нее сокрыты. Ее выгнали до того, как остальные подкорректировали нейрохимию на более чувствительный уровень. И, тем не менее, она так изменилась, что отдельные слабые звуки стали различимы на громком и хаотическом фоне. Кора головного мозга умерла, все внутренние шумы фактически затихли. Сигналы слабы, как и всегда, просто исчезла вся статика. И поэтому рептилия, даже не осознавая этого, вбирала в себя некое смутное осознание отдаленных чувств.

Каким-то образом она ощущает, что это место стало опасным, но не понимает почему. Ощущает, что другие существа исчезли. Но, тем не менее, та, которую надо защищать, все еще здесь. У рептилии меньше понимания, чем у матери-кошки, когда та перетаскивает подальше котенка, находящегося в опасности, но она решается совершить бросок к безопасности.

Становится легче, когда та, которую нужно охранять, перестает сопротивляться. Со временем она даже позволяет ему оттащить ее от ярких цветов туда, где ей на самом деле место. Она издает звуки, странные, но знакомые. Поначалу рептилия слушает, но потом от них начинает болеть голова. Через какое-то время женщина замолкает. В полной тишине оно несет ее сквозь невидимые ночные пейзажи.

Тусклый свет расцветает впереди. И звук: поначалу слабый, но быстро нарастающий. Тихий вой. Бурление. И что-то еще, резкий шум – «металлический», шепчет зона Брока, хотя рептилия и не знает, что означает это слово.

Медный маяк загорается во тьме впереди – слишком грубый, слишком уверенный, гораздо ярче биолюминесцентных угольков, обычно освещающих путь. Весь остальной мир оборачивается темнотой. Оно обычно избегает этого места. Но та, которую надо защищать, пришла отсюда. Здесь она будет в безопасности, хотя для него эта территория представляет нечто совершенно…

Из коры приходит дрожь воспоминания.

Маяк сияет в нескольких метрах над дном. Чем ближе, тем яснее он распадается на линию меньших по размеру огней, раскинутых по дуге, словно фотофоры на боку какой-то огромной рыбы.

Зона Брока снова шумит: «натриевые прожекторы».

Позади них маячит что-то большое. Оно парит над поверхностью массивным гладким валуном, невозможно плавучим, окруженным по экватору огнями. Жилковатые волокна связывают его с дном.

И что-то еще, маленькое, но болезненно яркое нисходит с неба.

– Это «Рыба-бабочка» с «Астории» Слышитеменя?

Рептилия бросается обратно во тьму, ил вихрем завивается за ней. Она отступает на добрых двадцать метров, прежде чем смутное осознание просачивается внутрь.

Зона Брока знает эти звуки. Не понимает их – она вообще мало на что годна, кроме мимикрии, – но уже слышала раньше. Рептилия чувствует непривычную дрожь. Прошло уже столько времени с тех пор, когда от любопытства был какой-то толк.

Существо разворачивается и смотрит туда, откуда сбежало. На расстоянии огни превратились в размытое, тусклое свечение. Она где-то там, незащищенная.

Потихоньку оно продвигается к маяку. Один источник света снова разделяется на несколько; смутный, угрожающий силуэт снова маячит за ними. И тварь с небес уселась на его вершину, издавая звуки, одновременно пугающие и знакомые.

Она плавает в свете, ждет. Преданная, испуганная, рептилия подбирается ближе.

– Эйслушайте.

Оно дергается, но остается на месте.

– Янехотелваспугать, ноникоговнутринет. Ребятамненадозабратьваснаверх.

Она скользит, к твари с неба, останавливается перед светящимися круглыми частями спереди. Пресмыкающееся не видит, что она там делает. Сомневаясь – глаза болят от непривычной яркости, – поднимается к ней.

Женщина поворачивается и встречает его, возвращаясь. Протягивает руку, ведет вдоль бугрящейся поверхности, мимо огней, кольцом опоясывающих середину (таких ярких, слишком ярких), вниз…

Зона Брока лопочет, не переставая – «и-и-и-и-иб-б-би-и-иб-биб-бибиб-бии биб», – но теперь что-то еще просыпается где-то внутри рептилии… Инстинкт. Чувства. Не столько память, сколько рефлекс…

Оно тянет назад, неожиданно испугавшись.

Она упирается. Издает странные звуки «надавнутрджеррииидивнтрвсепорядке». Рептилия сопротивляется, сначала неуверенно, а потом решительно. Скользит вдоль серой стены, которая оборачивается то откосом, то выступом; пытается ухватиться, цепляется за какую-то выпуклость, приникает к этой непонятной жесткой поверхности. Голова вертится туда-сюда, туда-сюда, между светом и тенью.

«…оДжерритыдолженззаййтивнутрь…»

Оно замирает. «Внутрь». Знает это слово. Даже понимает его каким-то образом. Зона Брока теперь не одна, что-то еще тянется наружу из лобной доли, стучится. Какая-то штука, понимающая, о чем говорит Брока.

О чем говорит она.

– Джерри…

Оно знает и этот звук.

– …пожалуйста…

А этот раздавался последний раз так давно.

– …поверь мне… там хоть что-нибудь от тебя осталось? Хоть что-нибудь?

Тогда, когда рептилия была частью чего-то большего, когда оно еще думало как…

…он.

Пучки нейронов, столь долго спавшие, искрят во тьме. Старые забытые подсистемы запинаются и перезагружаются.

Я…

– Джерри?

«Мое имя. Это мое имя». Он едва может думать из-за неожиданного бормотания в голове. Части его еще спят, другие никогда не заговорят, а некоторые полностью смыты. Джерри трясет головой, пытаясь прочистить ее. Новые части – нет, старые, очень старые, ушедшие, и теперь они вернулись и не могут, суки, заткнуться – орут, привлекая его внимание.