Александр Карнишин - 13 плюс

Каждое утро у Марка начиналось в семь. Так было всегда и у всех. С детства и до старости все вставали ровно в семь утра. А ложились все спать всегда в десять вечера. Таков был установленный распорядок дня. Как только заканчивались обе программы телевидения, культурная и спортивная, сообщали о погоде на завтра и включали гимн. После гимна все и ложились. Можно было видеть, как разом, щелк-щелк-щелк, начинали гаснуть окружающие его дом новые башни. Этот дом скоро тоже должны были снести. По графику, который висел уже полгода возле окошка консьержа, расселять их будут в течение недели ближе к Новому году.

Нет, дом еще вполне хороший, уютный и теплый, тут даже и не поспоришь. Но — график. Обновление всегда должно идти строго по утвержденному графику. Это дает полную занятость строителям и нагрузку всяким заводам строительных конструкций. Инженерам и офисным работникам — тоже работа. И тем, кто их кормит. Всем-всем, в общем.

А за неделю до этого события им сообщат новый адрес. Вот тогда и придется искать новую школу для сына поближе к жилью. А может, заодно и работу для себя. Не поощрялось, когда путь на работу у кого-нибудь занимал слишком много времени. Трафик. За трафик снимали бонусы.

Еще бонусы снимали, если кто работал не по направлению. Место работы определяла квартальная управа. У них были все актуальные данные о потребностях и возможностях в текущем периоде. И если ты продолжал работать в другом месте, не по их направлению, то тоже мог лишиться бонусов.

Так что, может, ничего искать вовсе и не надо будет. Все уже будет решено в управе заранее.

Марк ехал на работу в теплом просторном автобусе и думал, что в этом месяце обязательно надо будет зайти к сыну в школу. Иначе он дождется, что школьный психолог придет к ним на квартиру, и опять будет длинный тяжелый разговор, а в карточке гражданина ему проставят уже второе замечание. Интересоваться жизнью детей родители обязаны до их полного совершеннолетия, то есть до двадцати четырех лет. Так что еще и в институт придется к сыну ходить.

На работе он весь день распечатывал полученные письма и инструкции, потом разбирал по темам, потом относил руководителю отдела, который еще раз проверял. Иногда он перекладывал тот или иной документ в другую папку и укоризненно смотрел при этом на Марка. Марк сокрушенно вздыхал — не доработал, разводил руками, склонял голову. «Ну-ну», — говорил руководитель отдела. — «Повинную голову меч не сечет». И отдавал папки для исполнения. Теперь Марк обходил всех коллег в большом общем зале и раздавал им полученные документы согласно теме работы.

И так каждый день.

Он не считал свою работу очень уж легкой и простой. Если бы она была легкой, кто бы дал ему эту квартиру? И карточки на паек? И бонусы на время отпуска?

В стандартной двухкомнатной квартире они жили вдвоем с сыном. Жена жила в точно такой же квартире с дочерью на другом краю города, и раз в неделю приезжала к ним в гости, оставаясь иногда с ночевкой. Марк тоже раз в неделю ездил к ней. Эти дни были обведены заранее на календаре, и в домашний компьютер вбито напоминание. Пропускать эти дни было нельзя. Во-первых, можно было лишиться бонуса. А во-вторых, других дней для таких встреч в планах на год не предусматривалось.

План-график на год каждый совершеннолетний гражданин получал тридцать первого декабря. Потом был праздничный день первое января — он выделялся каждому на изучение плана, а второго января опять начиналась обычная размеренная и расписанная на год вперед жизнь. Ну, это если не было дополнительного выходного дня.

Марк помнил, как однажды первое января попал на пятницу. И в планах честно было указано, что можно не выходить на работу до четвертого числа. Но так было на его памяти не часто.

Работа всегда заканчивалась ровно в 15.00.

Марк ехал домой — путь занимал меньше получаса. Дома, открыв дверь своим ключом, он громко говорил еще от порога:

— Здравствуй, сын! Я вернулся!

— Здравствуй, папа, — говорил, выходя из своей комнаты, Евгений Маркович, его сын, которому в прошлом году исполнилось целых десять лет.

— Ну, что у нас плохого? — традиционно хитро улыбался Марк.

— Птица-говорун отличается умом и сообразительностью, — отвечал сын. — Все в порядке, без двоек!

Потом, раздевшись и умывшись, Марк проверял уроки — сорок минут по графику. Делал замечания и заставлял кое-что переделать или повторить — еще двадцать минут.

Следом по графику шло совместное делание уроков. Тех, которые еще не были сделаны. А даже если и сделаны — все равно график надо было выполнять.

И хотя Женька мог все сделать до его прихода, но всегда находилось дело, которое можно было сделать как бы вдвоем. Тогда сын опять садился за письменный стол, а Марк разворачивал газету, чтение которой тоже было внесено в график.

— Пап, а почему Мороз — дед? — Женька, склонив голову на плечо, высунув кончик языка, раскрашивал новогоднюю открытку, которую задали в школе к понедельнику.

— Ну-у-у, — протянул отец, откладывая сегодняшнюю газету. — Ну, наверное, потому что он очень старый. Дед — это так всегда старых называют.

— А ты — дед, что ли?

— Ну, что я, старый такой, что ли?

Женька оторвался от картинки, оглянулся на отца.

— Ну-у, не старый. Но пожилой, наверное.

Вообще-то, старый. Потому что ему уже тридцать пять лет. А тридцать пять — это втрое больше, чем Женьке. Даже больше, чем втрое. Почти вчетверо, если округленно. Конечно, старый. Но говорить этого нельзя, потому что обидно. Старый — это обидно. Это как ярлык такой, этикетка — старый.

— А Снегурочка тогда — бабка?

— Ты, что, Жень? Какая же она бабка? Снегурочка — это внучка деда Мороза! Она маленькая еще совсем.

Он хотел сказать «как ты», но вовремя остановился. Конечно, Женька еще маленький. Что там ему — всего десять с небольшим. Но называть его маленьким нельзя — обидно будет пацану. Да он уже и не такой уж маленький. На косяке двери они отмечают карандашом его рост. Во-он где была первая черта. А теперь-то — ого-го!

— А внучка — это как?

— Внучка — это дочка сына или дочка дочки этого деда.

— Дочка дочки, дочка дочки! — обрадовался Женька. — Бочка бочки, бочка бочки!

— Ты уже закончил? Осталось пять минут.

— Сейчас, еще чуть-чуть! — он тут же отвернулся обратно к столу, нанося последние мазки яркой синей акварелью.

Нет, совсем уже не маленький. Уже знает порядок. Это хорошо.

Ровно через пять минут они встали и перешли на кухню.

Еще час они вместе на кухне готовили еду. При современной технике часа было много, да можно было и заказать что-то в «Домашней кухне», но по графику полагалось готовить именно час, чтобы ребенок привыкал к кухне, к процессу готовки. Да и вообще — два часа минимум было положено общаться отцу и сыну ежедневно.