Джером Биксби - Забытые имена [антология]

Это были автоматические индикаторы, работавшие по принципу говорящих часов.

— Значит, мы уже в стратосфере, — заметил физик.

В нижний иллюминатор виднелись густые облака, плавающие в тропосфере — зоне, простирающейся иа высоту до 12 километров, где рождаются дожди и грозы, снег и град, где дует ветер и разыгрываются все метеорологические явления.

В прорывах между облаками виднелись контуры суши и моря, реки, казавшиеся синими нитями, и островерхие массивы гор.

Зрелище в верхнем иллюминаторе было необычным. Небо было уже не голубым, а темнофиолетовым, почти черным, и на нем вместе с солнцем все ярче и ярче сияли звезды и серебристый серп луны.

— Это доказывает, объяснил физик, — что три четверти всей массы атмосферы находится уже под нами.

Внешняя температура начала подниматься. На высоте 60 километров самопишущие приборы отметили максимальный ее уровень в 70 градусов, потом она стала быстро, но плавно падать.

У верхних пределов стратосферы сиял последний слой серебристых облаков, открытых русским исследователем Черкасским. Здесь были взяты пробы воздуха для анализа.

На высоте 80 километров температура упала до минус 62. Стройный корпус «Бури» вступил в ионосферу.

Небо было черным, как уголь,

— Высота 120 километров, — заговорил автоматический прибор, как только физик включил его. — Температура плюс 108…

— Мы вступили в область излучений, — заметил пилот. — Здесь со всех сторон несутся потоки лучей: инфракрасных, ультрафиолетовых и космических.

— Нужно изменить длину волны сообщения с Землей, — обратился инженер Станчу к радисту. — Мы прошли отражающие слои Е и F, и 28-метровые волны не годятся больше.

— Я знаю, — ответил Калотэ — я и сам хотел перейти на более короткие волны, могущие проникнуть сквозь эти слои, но…

— Но что? — Вмешался физик, только что вошедший в каюту.

— Но мне показалось, что я слышу какие-то сигналы на 25 метрах. Не знаю, может быть, я ошибаюсь…

Физик иронически взглянул на него.

— Ты знаешь, что на этой длине волны к нам не может попасть ни одни земной сигнал.

— Я очень доверяю тонкости слуха Калотэ, — заметил инженер.

Некоторое время в аппарате не слышалось ничего, кроме паразитических шумов. Радист только что приготовился изменить длину волны, когда среди смутного шороха и писка послышались какие-то сигналы. Он стал напряженно вслушиваться.

Физик слушал некоторое время, потом оказал:

— Возможно, что мы встретились с любопытным явлением отражения или с электромагнитным излучением Солнца.

— А может быть, это сигналы из другого мира, — прошептал Хавибал. — Кажется, они на неизвестном языке…

— Тссс… Дайте-ка, сказал пилот, я тоже попробую расшифровать эти «марсианские» сигналы. — И он надел наушники.

Сигналы — чередование длинных и коротких звуков — слышались теперь как будто яснее. Инженеру удалось даже понять их.

— Тем-пе-ратура плюс 72… Влажность ноль…

— Браво, товарищ Калотэ! Так, значит, это и есть сигналы из другого мира? А не кажется ли тебе, что это просто метеорологические данные? А язык — тот самый, иа котором говорим мы сами?

Радист покраснел.

— Что ж… Когда я слушал их в первый раз, они были неясные, — пробормотал он. И потом, разве я не могу ошибаться?

Штефан Григореску усиленно старался что-то вспомнить. На лбу у него прорезались новые морщины.

— Конечно, — произнес он, помолчав, и решительное лицо его просветлело. Теперь я вспомнил. Вы знаете, что недели две назад была выпущена управляемая по радио метеорологическая ракета, не вернувшаяся более. Я думаю, что вследствие ошибки в управлении эта ракета в какой-то момент достигла чрезмерной скорости, — скажем 8 километров в секунду, — и превратилась в искусственный спутник.

— Вы понимаете, какие сокровища таятся в ней теперь? Ведь уже в течение двух недель она производит записи на высоте 200–300 километров, судя по передаваемым ею метеорологическим сведениям! Сведения эти не могли попасть в земные приемники, так как передаются на волне 25 метров. Пока она оставалась ниже главных отражающих слоев, на высоте 80–90 километров, на Земле ее прекрасно слышали.

— Что ж, если так, то давайте найдем эту управляемую ракету.

— Конечно! — вскричал физик с редко прорывавшимся у него энтузиазмом. Да она одна стоит не меньше десятка исследовательских полетов! Ее непременно нужно найти. Товарищ Калотэ, включи поисковый механизм, чтобы определить направление, с которого идет волна.

Радист явно заинтересовался этим предложением. В нем всегда жила жажда приключений, и никогда он не испытывал большего удовольствия, чем участвуя в разгадке какой-нибудь тайны.

— Да, да, немедленно, — поспешил он ответить.

С лицом, загоревшимся от волнения, он включил аппарат. Направление указывалось совершенно ясно, и инженер соответственно этому изменил курс ракеты. Но по мере ее движения сигналы становились все слабее и, наконец, совсем перестали быть слышными.

Когда их удалось поймать снова, пеленгатор показал совсем другое направление.

— Интересно, очень интересно! — вскричал инженер. — Попробуем еще раз.

Попробовали снова. С приближением к месту, указываемому пеленгатором, сигналы слабели.

— Нет, причина должна быть другая. Вероятно, 25-метровые волны, излучаемые ракетой, отражаются от различных слоев ионосферы. То, что мы принимаем, это просто эхо, по направлению которого ни о чем нельзя судить.

— Значит, откажемся? — с досадой спросил Калотэ.

— Нет, будем искать иначе. Радиолокатор может оказаться полезнее. Нам нужны более короткие, не отражающиеся от ионосферы волны.

Немедленно включили радиолокатор. После нескольких минут ожидания на экране показалась светлая точка.

Инженер отметил направление и кинулся к своему пульту. Григореску обшаривал темное, как уголь, небо своим биноклем.

Электрический хронометр на стене показывал, что с момента отлета прошло 4 часа 5 минут.

Ханибал Калотэ начал терять терпение.

— А вдруг мы ее не найдем? — огорченно заговорил он. — Пеленгатор указал десяток разных направлений, так что совсем меня запутал. Что, если и локатор поможет не больше? Товарищ Григореску, я говорю…

Не успел он кончить фразы, как голос пилота заставил обоих обернуться к кабине управления.

— Вот!.. Это она! Товарищ Григореску, иди-ка сюда с биноклем!

Физик бросился к Станчу, поднес бинокль к глазам и взглянул в иллюминатор в направлении, которое указывал инженер.

— Вот она, управляемая ракета! — взволнованно вскричал он. Товарищ Станчу, не выпускай ее теперь из виду ни на секунду!

Пилот изменил курс, и вскоре «Буря» оказалась в сотне метров от маленькой ракеты.