Аркадий Фидлер - На суше и на море [1971]

Издатель не промахнулся: книга разошлась быстро. Вскоре ее перевели на несколько языков. Ею зачитывались поколения. Промахнулся не типограф. Промахнулся… автор. Он не прикрылся, как Гулливер, этим «небрежный» и «неточный». Больше того, он храбро назвал свое повествование мемуарами.

Не берусь судить, что понудило Беневского привирать. Пылкая фантазия? Желание славы? Или и то и другое вместе?.. Но вот что и впрямь обидно: с течением времени к отважному страннику присмолилась репутация отчаянного лгуна. В печатных материалах о Беневском (а материалы эти велики: даже пишущий эти строки, специально не занимавшийся Беневским, мог бы привести больше сотни названий) имя его и слово «авантюрист» встали рядом, тесно.

Гм, авантюрист… Каждое время по-своему окрашивает слова. Загляните в словари. Вы увидите не только уничижительное толкование, но и такое: «Человек, ищущий приключений». А Владимир Иванович Даль прибавляет — «землепроходец». И вот в этом старинном смысле слова Беневский, несомненно, авантюрист.

Леонид Пасенюк не пересказывает Беневского. Автор добротного, документированного очерка неспешно и вдумчиво отсеял плевелы. И, читая очерк, нет-нет да и пожмешь плечами: черт дернул барона «домысливать»! Да, ей-богу, побег с края Азии в Европу, одно плавание через океаны избавило бы от зевоты любого книгочея.

Однако ограничься Леонид Пасенюк мемуарами своего героя, дело было бы сделано лишь наполовину, если не меньше. Ведь Беневский взялся за перо не на закате своих земных дней, а задолго до трагического финала. И особая ценность очерка в том, что биография — мятежная, переменчивая, многоцветная — прослежена до той роковой точки, которую поставила французская пуля, хотя недостаток места, к сожалению, сдерживал биографа…

География приключений и злоключений Беневского обнимает три континента и три океана. Он был подлинным путешественником и настоящим мореходом. Читатель познакомился с человеком ярким, необычайным. С судьбой Удивительной. И главное, изложенной правдиво.

Очерк

Заставка худ. В. Найденко

Фото автора

Поблекшая степь залита солнцем. Воздух прозрачен, сухо, жарко. Степь безбрежная, лишь на горизонте вырисовываются голубоватые силуэты сопок. А посреди степи, словно застывшие волны, курганы. Они то возвышаются одинокими большими насыпями, то скучиваются обширными кладбищами. Многочисленность их отражена в местных названиях. Нет-нет, да и упомянет в разговоре старик чабан «могильную степь», «долину смерти» или «долину царей».

Больше всего мне нравятся курганы вечерами. Днем я их исследую: измеряю насыпь, ограды, определяю время сооружения, раскапываю. Днем они для меня следы некогда существовавших древних племен. При лунном же свете очертания холмов и окружающих их высоких стел [21] Стела — каменная вертикально поставленная плита, иногда с каким-либо изображением. — Прим. ред. выглядят таинственнее, степные запахи становятся более терпкими, пьянящими. Реальность отступает перед воображением. В такие минуты я люблю сидеть у подножия кургана, облокотившись о его каменную ограду, и смотреть на поблескивающий вдали Енисей. И мне чудится глуховатый голос: курган повествует о тех, кто покоится под его насыпью. А порой здесь же, на кургане, или у затухающего костра я сама охотно рассказываю подросткам различные легенды о курганах, об их сокровищах, о загадках сибирской археологии. И вновь во мне борются два человека. Как археолог я пытаюсь объяснить реальную основу передающихся из поколения в поколение легенд, но в то же время мне жаль разрушать этим поэтическую фантазию.

Обилие курганов в степях по среднему Енисею издавна привлекало внимание, возбуждало любопытство и порождало различные слухи. Самый устойчивый из них — о несметных богатствах, якобы хранящихся под древними полу-развалившимися насыпями. До сих пор нас, археологов, часто спрашивают, находим ли мы золото в могилах. А иные даже полагают, что ради него и раскапываются курганы. На чем основаны подобные слухи и действительно ли так богаты золотом курганы Енисея?

В XVII веке на «вольные земли» Сибири переселились русские крестьяне. Они не скоро обжились на новом месте, не скоро научились осваивать непаханые земли, и в слободах сибирских городов и острогов того времени всегда были обнищавшие «гулящие люди», готовые взяться за любую работу. Они вскоре открыли новый источник доходов — раскопки «бугров», то есть земляных курганов, сооруженных над древними могилами. Создатель первой истории Сибири Г. Ф. Миллер сообщает, что «люди для гробокопательства отправлялись прежде в Сибирь большими партиями, будто на соболиный промысел, и многие от того имели пропитание». В 1669 году из сибирского губернаторства (г. Тобольск) сообщали российскому правительству о массовом ограблении сибирских могил: «В Тобольском уезде около реки Исети и во окружности оной русские люди в татарских могилах или кладбищах выкапывают золотыя и серебряныя всякия вещи и посуду». Докладывают и проезжающие в Китай и Монголию послы и путешественники: «На реке Иртыше русские разрывают бугры и сыскивают золотые стремена и чаши, а в могилах недалеко от г. Томска находят среди праха покойника значительное количество золота, серебра и меди, драгоценные камни, в особенности же рукоятки мечей и оружие».

В 1715 году уральский заводчик А. Н. Демидов преподносит Екатерине I по случаю рождения царевича Петра Петровича своеобразный подарок — ювелирные золотые предметы из древних могил Алтая. Вскоре еще две подобные коллекции присылает в подарок Петру I сибирский губернатор М. П. Гагарин.

Через несколько лет сибирский губернатор князь А. М. Черкасский запрашивает Петра I, покупать ли добываемые из древних курганов золотые вещи. Петр издает несколько указов, в которых запрещает расхищать курганы, а все «курьезные вещи, которые находят в Сибири» обязывает покупать «настоящей ценою». Причем имеются в виду не только золотые вещи, но и «каменья необыкновенные, кости человеческие или скотские… старые надписи на каменьях, железе или меди, или какое старое необыкновенное ружье, посуду и прочее все, что зело старо и необыкновенно — також бы приносили, за что будет довольная дача, смотря по вещи».

Не ограничиваясь указами, Петр отправил в Сибирь датского ученого Даниила Готлиба Мессершмидта описывать природу, население, древние памятники. Шесть лет ездил по Сибири датчанин, лишенный привычных удобств, зависимый от проводников. Переводчиком был живший в сибирской ссылке плененный под Полтавой швед Ф. И. Табберт (Страленберг). Он отмечает, что раньше сибирские градоначальники сами снаряжали отряды для грабежа могил и получали за это десятую часть найденного золота, серебра, меди, камней. «Найдя такие предметы, отряды эти разделяли добычу между собой и при этом разбивали и разламывали изящные редкие древности, чтобы каждый мог получить по весу свою долю». Добыча была так велика, что могильное золото и серебро составляли предмет торговли и имели на рынке определенную цену. У красноярского же воеводы Д. Зуева могильного золота, по слухам, было более чем на несколько тысяч рублей.