Айзек Азимов - На суше и на море [1969]

— Капитан, — сказал он. — Хотите, я вам спою?

В клетках растроганно зашумели.

— Томми, рыжий ангелочек, ты не боишься?

— Разве со мной нет моих друзей корсаров? — В голосе мальчика прозвучала обыкновенная для него ирония.

— Да, Томми, мы с тобой. Но, Томми, ты ведь никогда не пел.

— Это ничего не значит, я буду петь сейчас. Хотите, капитан?

— Да, Томми. Если у тебя есть голос.

Благодарный отважному мальчику, Джон старался подавить нежданно нахлынувшее волнение. Его распирала незнакомая, остро режущая нежность.

Мальчик запел:

Джон не знал слез. Но тогда он, наверное, все же заплакал. Слушая мальчика, плакали все корсары. Он был их добрым гением, этот маленький Том.

Притихли и маркизанцы. В их черных глазищах застыло изумление. Должно быть, такого пленника они еще но видели. А мальчик пел, и все ему, казалось, было трын-трава:

В это время с той стороны ущелья над пропастью повис бревенчатый мост. Он выполз откуда-то из кустов. Толстые двойные лианы осторожно опустили его на край тропы.

Маркизанцы еще минуту стояли как завороженные. Потом они бросились к клеткам, подхватили их и трусцой побежали вперед.

Когда Джона перенесли через мост, за кустами он увидел обширное безлесое плато, на котором возвышались серые каменные стены — крепость. Даже в своем незавидном положении Джон невольно удивился. Эти каннибалы умели, оказывается, строить не только раздвижные мосты, но и настоящие крепости. Наблюдательные вышки, множество квадратных бойниц для камнеметательных орудий, зубчатые ворота из плотно сбитых стволов железного дерева.

На девяти островах Маркизского архипелага жил один из самых могучих и наиболее развитых народов Полинезии. Никто в этой части света не сопротивлялся так нашествию европейцев, как маркизанцы. Их не сумели покорить Испания и Соединенные Штаты Америки. Французы захватили восемь островов лишь после того, когда эти острова уже некому было защищать.

Вместе с длительными войнами европейцы несли сюда свои пороки: алкоголь, разврат, болезни. Никогда не знавшие чужеземной хвори и не имевшие к ней иммунитета, островитяне умирали тысячами. Их лекари умели врачевать любые раны и делать сложнейшие хирургические операции, но они были беспомощны перед вирусом гриппа.

Грипп, сифилис, холера и оспа уничтожали население одного острова за другим. Стотысячный народ погиб почти полностью. Французам оставалось только объявлять опустевшие острова своей собственностью.

Дольше всех держалось племя, жившее на острове Фату-Хива. Восемьдесят лет назад фатухивцы еще сохраняли независимость и полную изоляцию от внешнего мира. С самого начала против европейцев они были настроены враждебно и никаких других отношений с ними предпочитали не иметь. Покинув легко доступные прибрежные районы, они переселились в высокогорные каменные крепости, где защитой им служила сама природа. Эти крепости, созданные по всем правилам оборонительного искусства, на Фату-Хиве стоят до сих пор. Завладеть ими французы не могли очень долго. Они пытались было укрепиться на побережье, но всякий раз, когда их гарнизон высаживался на остров, среди солдат скоро поднималась паника.

Неуловимые фатухивцы, казалось, сидели за каждым кустом. Стоило солдату зазеваться, и он тотчас попадал в руки островитян. На второй-третий день после высадки европейцев на остров в расположении их лагеря откуда-то появлялось длинное деревянное блюдо, на котором лежал один из накануне исчезнувших. Зажаренный, с пучком петрушки во рту. На других Маркизских островах французы такого не видели. С людоедством они встретились только здесь, на Фату-Хиве.

Это было удивительное племя. Светлокожие, как мало кто в Полинезии, статные, с правильными чертами лица, фатухивцы походили внешне на арабов. Быть может, они были единственными в Океании, кто признавал женщину равноправным членом общества. Вернее сказать, у них существовал логически обоснованный культ женщины. Она дарует жизнь и потому является посланцем богов на земле — ей нужно поклоняться. В ней все самое прекрасное — поэтому ее нужно ценить. Она слабее мужчины, но, если воин идет на войну, дома его заменяет жена — поэтому к ней нужно относиться с почтением. Если муж недостаточно ласково или без должного уважения обращался с женой, он заслуживал всеобщего осуждения. А если жена изменяла мужу, то в этом был виноват он сам, ибо верность женщины нужно заслужить. Для женщин было только два табу: им не позволялось есть мясо и плавать на лодке.

Фатухивцы были отважные воины и великолепные мореходы, чьи катамараны совершали набеги на дальние острова Полинезии. Умели строить грандиозные сооружения из камня, высекать в скалах величественные скульптуры. Занимались земледелием, рыболовством, любили песни, пляски и в общем были незлобивы. Но все это не мешало им оставаться каннибалами.

Фату-Хива наводила ужас, ее обходили десятой дорогой.

Надо было такому случиться, чтобы бригантину Дэвиса в ту памятную ночь 1887 года выбросило именно на этот остров.

В душе Джона густело отчаяние. Он думал о побеге, но дороги назад отсюда не было.

Триста лет реял над океанами роджер рода Дэвисов, триста лет хранила его удача. Двух Дэвисов повесили, трое погибли в бою. Но то были не те, кому отцы завещали свой флаг. Дэвисы, плававшие под роджером Джереми, поражений не знали. И вот такой конец.

Уже в воротах крепости Джон снова вспомнил убитого им альбатроса. На миг ему показалось, что черная птица витает над ним. Его взвинченные нервы медленно расслаблялись.

Если бы в тот момент ему кто-нибудь сказал, что его звезда не так уж трагична и для него в общем все закончится благополучно, он бы, конечно, не поверил. Как всякий обреченный, он еще на что-то надеялся, но разум надежду отвергал.

Крепостная стена окружала утопающий в зелени поселок — несколько десятков бамбуковых хижин с высокими стрельчатыми крышами и увитыми цветами верандами. Они стояли на плоских каменных фундаментах, словно на широких продолговатых столах. Перед каждой хижиной в выступающей части фундамента, которая служила двором, была выдолблена овальная чаща — бассейн для купания.

Пленников несли к центру поселка, на большую, обсаженную цветущими кустарниками площадь, запруженную в этот час народом. Пропуская воинов с клетками, толпа поспешно расступалась.