Бернгард Гржимек - На суше и на море [1968]

Так трудно африканцам удержаться от денег, когда их нет, когда ничего нет, когда всем твоим богатством распоряжаются другие. Нужны были мужество, мудрость, любовь, чтобы противостоять соблазнам. Нужны были зрелость, душевные силы, чтобы вернуть свое искусство в другое, проложенное веками русло, где нет ничего случайного, растущего без корней, а значит, и вянущего от первого, столь переменчивого ветра моды. А что же будет с народным искусством, когда она кончится, эта мода?

Но вот задумчивость сбежала с лица конголезца.

— Вы, может быть, слышали имя художника Зигома? Он создатель типичной для Пото-Пото манеры. Последователи его… Может быть, вам интересно взглянуть на картины?

Нгавка провел нас в небольшую галерею, занимавшую середину бунгало. Словно брызнуло и рассыпалось солнце, осветив все Конго. Осколки его причудливыми зайчиками запрыгали по стенам.

Взгляд мой метался от картины к картине: сельские рынки, причудливо изогнувшиеся танцоры, охотники, гребцы, рыбаки, африканцы с тамтамами, бешеный ритм, экспрессия, смелость изображения. Все это было прекрасно, ярко, во всем отражалась Африка. А где же та глубина, которую нам раскрыл художник?

Но беглое впечатление часто обманчиво. Взгляд задерживается на двух фигурах. Женщина и мужчина. Друг против друга. Различны и в то же время едины, связанные сокровенной, великой тайной продолжения жизни. Черный фон, серые, размытые контуры. удлиненные ноги — лишь внешние атрибуты. Главное в них — раздумья художника о жизни, о судьбах людей.

Это картина Илоки. Он тоже один из основателей Пото-Пото.

Вот Зигома — «Человек среди джунглей». Сомкнулись вершинами гиганты тропиков. Их громада давит, гнетет, пугает. А человек — он такой маленький у подножия деревьев! — идет сквозь лес, как сквозь жизнь, мудрый, упорный в своей повседневной борьбе с жизнью, через которую он, как сквозь лес, идет так же мужественно, упорно.

Имена Ж. Зигомы, Ф. Илоки, Н. Ондонго, Ф. Оссали и других художников, основателей своей школы, нынче уже известны далеко за стенами этого ателье, за чертой Браззавиля, за границей страны. Выставки их картин проходили во Франции, Бельгии. И везде неизменный успех и признание.

Подлинное искусство сближает народы. Небольшая, вчера еще непонятная страна мужественно, смело и ярко заявила о себе, открывая миру душу своих народов, чувства и глубину их видения мира.

Повесть

Рис. О. Савостюка

Владимир, сын князя Ярослава, скончался при жизни отца, и сын его Ростислав выпадал из очереди наследников Киевского стола, ибо отец его не успел коснуться великого княжения. Однако же князья — дядья Ростиславовы — посадили племянника на княжение во Владимир-Волынский как равного себе. Такое совершилось не случайно. Ростислав был хоть и молод, да удал, успел показать себя умным и храбрым воином. К нему во Владимир потянулись известные бояре-дружинники, и стал Ростислав поглядывать на ляхов, ожидая часа, когда доведется людей посмотреть и себя показать. Но вскоре умер княживший в Смоленской земле Игорь Ярославич. Коль дядья действительно поставили Ростислава в свой ряд, то должны были б дать ему Смоленск. Но Ростислав был оставлен во Владимире. Тут он понял, что положение его не имеет прочного будущего. Придет день, и выведут его из Владимира, ибо он князь-подручник, не более. И Ростислав вместе со своею дружиной глянул на юг, на Тмуторокань.

Тмуторокань — малый кусок земли, островок за Диким полем, который князь Святослав приторочил к Руси, как всадник торочит переметную суму к передней луке седла. После кончины Ярославова брата Мстислава Тмуторокань вошла в Черниговское княжение, и в дни Ростиславовых разочарований князь Святослав Ярославич Черниговский держал в Тмуторокани своего сына Глеба.

Ростислав появился в Тмуторокани будто бы неожиданно. Благоразумный Глеб Святославич, до которого доходили слухи о пересылке послами между Ростиславом и коренными тмутороканцами, уступил без драки место своему двоюродному брату — у Глеба не было в Тмуторокани ни друзей, ни врагов, а у Ростислава нашлись благоприятели.

Глеб вернулся к отцу в Чернигов, и Святослав пустился сам выгонять племянника-самовольца. Дойди дело до боя — еще неизвестно, за кем осталось бы поле. Но князь Ростислав ушел с дружиной за кубанские камышовые заросли-плавни. Святослав застал в Тмуторокани тишь и мир. Чудно! Размахнулся, а бить некого. Говорил Святослав с тмутороканскими боярами. Те свое: мы в княжеские дела не входим, если нас князь не обижает, так мы по старине привыкли, а князь нам нужен для защиты, ибо мы богаты, на жирный кусок всяк рот разевает. С тем Святослав и ушел, оставив Глеба на княжом дворе, будто бы ничего не случалось.

Ничего и дальше не случилось. Едва неделя минула, опять Ростислав в Тмуторокани. Говорили они с Глебом дружески, ели-пили вместе несколько дней, судили о княжеской жизни. Ростислав, будучи старше Глеба, побеждал младшего в спорах и проводил его с честью в Чернигов. Глеб ушел без злобы, тмутороканцы погордились сноровкой испечь пирог по своей воле, не ломая печь, а Ростислав — уменьем добраться до меду, не давя пчел по-медвежьи.

Говорят же: дважды одного не бывает. И Святослав Черниговский, которого тмугороканское дело прямо касалось, и старшие князья молчаливо признали за Ростиславом Тмутороканское княженье. Выждать нужно, предоставив решение времени. Излишней поспешностью дело испортишь, пусть же оно само себя разрешит. Для Руси была нужна Тмуторокань сильная и спокойная, и с Тмутороканью и через Тмуторокань шел сильный торг, на Руси много народа кормилось Тмутороканью. Свою семью Ростислав оставил во Владимире на Волыни. Обижать ее было не за что. Да и не следовало. Княженье осталось за Ростиславом.

Ростислав ходил по Кубани, по Тереку, до Каспийского моря. С малой кровью князь наложил старую дань на касогов. Ростислав ходил повсюду, знакомясь с землей. В горных долинах он останавливался не перед людьми, а перед кручами, недоступными для коня.

К Ростиславу потянулись витязи разных племен. В Тмуторокани что-то готовилось, бродили новые силы, открывался простор для широких замыслов.

Воинственный будто бы князь был начитан и в книгах, и в жизни, ласкался к людям, которых Восточная империя называла пребывающими у бога: к земледельцам, ремесленникам, рыбакам. Тмуторокань была еще островом, но у нее было все свое: хлеб, скотина, соль, рыба, железная руда. Не было меди, золота, серебра, но достояния Тмуторокани хватало, чтобы добыть их столько, сколько захочет. Князь Ростислав и дружина глядели на восток и на свой, близкий север, в Дикое поле. А греки глядели на Ростислава с запада.