Бернгард Гржимек - На суше и на море [1968]

Прожектор гас, и тьма становилась гуще. Река казалась провалом. Не видно было даже огней. Потом они опять разгорались.

На ярко освещенной части террасы шла карточная игра. Французы, молодые и пожилые с окладистыми бородками, отсчитывали деньги, передвигая их к середине столов. Женщины в светлых открытых платьях сдавали карты и с деловым вниманием следили за взятками.

Управляющий ресторана, в белой рубашке с бабочкой, озабоченно бегал от стойки бара к столу. Он даже не бегал, он передвигался с поразительной быстротой, выгребая руками, присогнутыми в локтях, и ноги его ходили, как на шарнирах.

Управляющий окидывал взглядом стол, уставленный закусками, что-то поправлял, советовался с высоким французом, накинувшим на плечи свитер, завязанный на груди рукавами. Хозяин показывал ему маленькие плетеные корзиночки с бутылками вин. Тот молча кивал, попыхивал трубкой, изредка делая какой-то знак, от которого управляющий приходил в еще более энергичное движение.

Иногда гомон на террасе затихал, и тогда становились слышнее голоса цикад, надсадное кваканье лягушек и крик дергачей. Вдруг лягушки поднимали такой рев и стон, что заглушали все звуки.

— Ну и лягушки, — смеялась я.

— Лягус… — повторял Андрэ, свирепо вращая глазами.

Он приносил и ставил на стол вино, прозрачную воду в запотевших кувшинах, поджаренные хлебцы, суп, который давали на ужин, рыбу, мясо, салаты, фрукты.

Управляющий передал заботы высокому африканцу с меланхоличным взглядом и подошел к нам. Он выпил рюмку водки, похвалил. Спросил, понравился ли нам Браззавиль. С приятной простотой сказал, что сам здесь живет давно, привык, хотя вообще для европейцев этот влажный и жаркий климат труден.

— Я был здесь свидетелем многих событий, — продолжал управляющий, — эти два берега были разделены. Вы знаете их историю? Примерно в XIV веке там— кивок на левый берег, — там было сильное государство племен баконго. Столица его была ремесленным центром. Но позже, в XVI веке, государство Баконго было опустошено. Оно фактически перестало существовать. И почему бы вы думали? Движение племен.

Яго напали на баконго, поработили их, конечно не без помощи португальцев. Бельгийцы впоследствии продолжали ту же политику. Они так умело натравливали друг на друга племена.

Правобережье развивалось более замкнуто. Там, — кивок на восток, — и сейчас нет дорог. Сплошные леса, болота. Глушь…

Сейчас отношения налаживаются. А когда-то в том здании, — он указал на массивное здание на холме, подсвеченное прожекторами, — когда-то там был военный штаб… Оттуда бельгийцы грозили Браззе.

Он выразительно помолчал, прислушался и, пожелав приятного аппетита, вернулся к гостям.

Из тьмы опять возник луч прожектора. Он начал настойчиво шарить по реке, то поднимался, стоял, упираясь в низкие облака, то снова рушился вниз, и воздух, как подожженный, вдруг начинал куриться голубоватым дымком. Вдоль берега мимо отеля прошел старик с копьем — охранник прибрежного склада. На древнюю землю вернулся покой.

Возле клуба нас встретил Доминик Салиба Н’кулеби, молодой конголезец с окладистой, ровно подстриженной бородой. Он был в джинсах и яркой красной рубашке с закатанными рукавами. Крепко пожав всем руки, он повел нас на двор, заполненный молодежью. Возле одной из стен в две шеренги стояли самые младшие. Мальчики, девочки в синих юбочках и шортах с желтыми и красными галстуками на белых рубашках. Молодые конголезцы окружали закутанного в пеструю ткань старика — традиционного вождя, уважаемого человека. Посреди двора высился стол. Бутылки виски, фруктовой воды, маслины, сухарики в виде соломки.

Встреча была столь же необыкновенна, сколь и обыденна. Речи под тропиками, взволнованные слова.

— Мы рады, что вы у нас… Ваше путешествие нас сблизило. Все это плоды независимости. Вчера мы не могли и мечтать о подобных встречах.

На улице возле дома толпился народ. Забор был усеян ребятишками. Из каждой щели на нас глядели десятки глаз.

Гулко звучали тамтамы. Под их ритмический гул пионеры пели о жизни Браззы, о конголезцах, которых ожидают в пути еще многие трудности, но они их с радостью перенесут, потому что никто не будет угнетать их души.

Клуб Макилеле лишь один из центров культурной и политической жизни, возникший в последнее время в браззавильском Конго. Эти центры существуют во всех городах и деревушках, где в субботние вечера где-нибудь в центре селения, под кроной раскидистой сейбы, собираются люди. Стелют циновки, рассаживаются нарядные женщины, девушки, молодые люди, мужчины. У каждых кружок, и в центре его юноша или девушка — представитель правящей партии Конго — ведет разговор, решает вместе с собравшимися свои проблемы.

И в клубе Макилеле, в этом штабе молодежи, живущие в квартале веселятся, проводят собрания, читают газеты, разъясняют населению все, что предпринимает правительство для улучшения жизни народа. Иногда сюда привозят кинофильм. Развешивается экран, дети рассаживаются на земле, на циновках, их матери, старики — на скамьях. Мужчины и молодежь стоят.

В клубе в присутствии уважаемых граждан решаются бытовые споры, вершится третейский суд. Клуб возглавляет председатель — политически подготовленный человек. Вместе с активом он следит за порядком в квартале, заботится о безопасности граждан, о воспитании молодежи…

Этот вечер мы провели среди друзей.

Сегодня суббота, и можно послушать джаз. В Браззе прекрасные джазы: «Сюпер», «Банту», «Эрикюль». Вы думаете, в Африке только ритмы? Глубоко ошибаетесь. Мелодии конголезских джазов певучие и бесконечные, как песни цикад.

Джазы играют с шести вечера до четырех часов утра. К этому времени все устают. Танцующие и музыканты.

Каждому народу присущ особый, рожденный его родной природой комплекс чувств, свое ощущение красок и звуков. Это они легли в основу искусства, в них суть тайны народной мудрости и поэзии. И не случайно искусство наиболее полно раскрывает душу народа.

Возле бара толпа молодых браззавильцев. С трудом протиснувшись между ними, мы переступили порог и попали в бар. На огороженной низким забором площадке столики. Вдоль забора теснилась молодежь. Юноши с девушками, взяв бутылку воды или рюмку вина, занимали место за столиком. Они будут здесь танцевать до утра. Оркестр наполняет их звуками, ритмом мягким, тягучим, как сладостный сон.

Джаз, который мы слушаем, невелик: пять юношей в клетчатых пиджаках и ослепительно белых рубашках. Электрогитары, два саксофона, набор барабанов и колотушек. Из них музыканты извлекают мотив, передающий все богатство звуков страны, загадочных, как вечность, волнующих, как весна, и успокаивающих, как шелест листвы, шум падающей воды, горячих, как конголезское солнце, и мягких, как тьма ее ночи. Томно стонут гитары, гулкими, низкими нотами вторит им барабан и вскрикивает саксофон. Медленно и ритмично, подобно волнам, качаются узкие бедра танцующих.