Джером Биксби - На суше и на море [1970]

— А что, Гришка этот мог бы и продырявить? — не без наивности спросил Андрей Аверьянович.

— Гришка-то? Первый бандит в лесу был, никого не жалел и не миловал. Весь поселок его боялся. По правде сказать, народ у нас Кушелевича жалеет, потому как по справедливости Кушелевичу, если это его рук дело, надо благодарность объявить, а не в тюрьму сажать. Даже дружки Гришкины и те радуются, что его прибили. Он ведь и корешков своих, которые с ним по лесу шастали, вот так держал. — Ипатыч сжал кулак и потряс им над столом. — Иногда и поколачивал.

— Силен был? — спросил Андрей Аверьянович.

— Пашке Лузгину зуб выбил, Володька Кесян от него синяки носил. На что здоровые мужики лесорубы у нас были и те с ним не связывались: с окаянной бил, как конь копытом.

— С окаянной, говорите? Он что же, левша?

— Левша. И ложку в левой держал, и стрелял с левого плеча.

Андрей Аверьянович тотчас вспомнил, как стоял в рододендронах Прохоров. У него левое плечо было выставлено вперед. Левша, держащий ружье на руке, подставит правый бок. И если в него выстрелить с другого берега, то пуля как раз войдет в шею справа от кадыка, выйдет слева. Как и засвидетельствовано в медицинском заключении.

— Они тут сильно злобились на Кушелевича, — продолжал Ипатыч, — за то, что он застукал одну компанию. Моргун тогда сухим из воды вышел, а родный братец Пашки Лузгина, Федор, загремел в тюрьму. Пашка божился, что рассчитается за братца, и я голову на отрез дам, что это он навел Моргуна-то на Кушелевича. Он не дюже храбрый, тот Пашка, но злой и хитрый, как хорек, чужими руками мастер жар загребать. Без него тут никак не обошлось. В тот день, когда Моргуна убили, в поселке его как раз не было, это факт.

— А сам Пашка что говорит? — спросил Прохоров.

— А ничего не говорит, ходит себе, усмехается. Следователь его допрашивал, а он доказал, что не имеет к этому делу касательства, потому как находился в другом месте, на пастбищах колхоза Кирова, там его видели, свидетели есть. Знать, говорит, ничего не знаю. А если что и знаю, про себя держу и другим советую. Это он, конечное дело, не следователю, а тут говорил. Вроде предупреждение делал, чтобы не трепались, языки не распускали. Он теперь вроде бы за атамана у охотников, которые мясо промышляют: хитер, ловок, стреляет метко. В стрельбе-то он самому Моргуну не уступал — за тридцать шагов консервную банку влет навскидку бил…

Ревмира Панкратьевна пришла домой, когда гости уже подтягивали у коней подпруги, собираясь в дорогу. Полная, но быстрая на ногу женщина метнулась в горницу, выбежала обратно и сокрушенно воскликнула:

— Та вы ж варенья кизилового не отведали… Что же ты их чаем-то не напоил? — Этот упрек относился к Ипатычу.

— Что ты, мать, — добродушно ответил он, — какой после вина чай.

Андрей Аверьянович заверил гостеприимную хозяйку, что они и без чая сыты и довольны, но его заверения не убедили Панкратьевну: на круглом, с двойным подбородком лице ее читалось огорчение, которое не рассеялось, даже когда всадники отъехали от дома и обернулись, чтобы в последний раз махнуть рукой хозяевам.

Вернувшись в город, Андрей Аверьянович еще раз внимательно просмотрел дело Кушелевича. Еще там, в горах, поинтересовался Андрей Аверьянович, далеко ли от места убийства Моргуна до пастбищ колхоза имени Кирова. Прохоров сказал, что хороший ходок, отлично знающий горные тропы, за два часа сможет «добежать» до пастбищ. Меньше чем за два часа никак не добраться. «А если верхом?» — спросил Андрей Аверьянович. Прохоров ответил, что верхом еще дольше, потому что полдороги коня надо вести в поводу по крутякам и осыпям и разогнаться вообще там негде.

Пастухи колхоза имени Кирова засвидетельствовали, что после полудня Лузгин еще был у них на пастбище. После полудня — понятие растяжимое, следователь это понимал и не успокоился до тех пор, пока не допросил некоего Вано Курашвили, экспедитора, прибывшего в тот день из-за перевала, из Абхазии. Курашвили утверждал, что помнит, сколько было времени, когда они виделись с Лузгиным. Тот подряжался закупленное экспедитором масло доставить в селение Пслух. Расстались они в два часа дня. Курашвили ориентировался во времени по часам, а не по солнцу.

Выходило, что в два часа пополудни Лузгин был еще на пастбищах колхоза Кирова, а убили Моргуна в три часа дня. Это время назвал Кушелевич и подтвердили медики. За час, уверял Прохоров, Лузгин при всем желании не мог с горных пастбищ «добежать» до места происшествия. То же сказал директор заповедника, ходивший теми тропами. Не было оснований и для предположения, что Лузгин склонил Курашвили дать неверные показания: они с тех пор не виделись.

Виктор Скибко и Владимир Кесян, приятели Моргуна и Лузгина, в тот день тоже находились в лесу. Скибко целый день торчал на лесосеке, его там видело несколько человек. Было алиби и у Владимира Кесяна. В полдень встретил его Филимонов возле кордона, без ружья, с самодельной удочкой. Ушел он не вверх, а вниз по реке. В четыре часа дня, через час после убийства, видели Кесяна геологи, бившие свои шурфы в одной из щелей за хребтом, отделяющим Малую Лабу от Большой.

Андрей Аверьянович взял карту и стал прикидывать, далеко ли от той щели до места убийства. По прямой выходило не так уж и далеко. Но по прямой в горах не ходят. Следователь, конечно, проверял, можно ли за час «добежать», как здесь говорили, от геологов до места происшествия. Пришел к выводу, что нельзя.

Надо было проверить этот вывод, и Андрей Аверьянович в конце дня направился к директору заповедника.

Зубра и оленя, смотревших со стен кабинета, он приветствовал, как старых знакомых. Сел в покойное кресло у стола.

— Этот у вас давно? — Кивок в сторону короткорогой головы.

— Этого я принял вместе с кабинетом, — ответил Валентин Федорович. — Говорят, погиб он на осыпи — зашибло большим камнем, пришлось пристрелить.

Андрей Аверьянович спросил насчет тропы от геологов до верховьев Лабенка.

Вместе с Валентином Федоровичем долго водили они карандашами по карте, висевшей за спинкой директорского кресла.

— Отсюда поближе, чем с горных пастбищ, — сказал наконец Валентин Федорович, — и не одна, а две тропы выводят к тому месту, откуда стреляли в Моргуна, но…

— Что вас смущает?

— А то смущает, что короткой тропой здесь давно не пользуются — оборвался висячий мостик через ущелье. Вот здесь. — Он показал на карте, где был висячий мостик. — А другая вон как идет, вкруговую.

— Выходит, что у трех наиболее вероятных кандидатов в убийцы, — сказал Андрей Аверьянович, возвращаясь в кресло, — есть алиби. И снова мы возвращаемся к Кушелевичу.

— Но мог быть кто-то четвертый, кого мы и не подозреваем?