Джеральд Даррелл - На суше и на море [1972]

Что с К.? Ведь договорились же, что он даст на Биллингс телеграмму!

Нам вручили на почте много телеграмм, но от К. ничего не было. Оставалась одна надежда на Петра Вакуленко, того самого, который в начале нашего пути (помните?) искал на тракторе двух пастухов.

«Радиограмма Рыркайпий колхоз Вакуленко На левом берегу Куэквуня третий член нашей экспедиции решил остаться у Таеургина тчк известий нет тчк шли вездеход розыски зтп результат телеграфируй».

Мы ждали ответа еще день.

Утром к нам постучался радист полярной станции. На бланке было несколько слов: «Поздравляю благополучным прибытием — третий лишний».

Парень все-таки оказался стоящим.

Об авторе

Мифтахутдинов Альберт Валеевич. Родился в 1937 году в Уфе. Окончил факультет журналистики Киевского государственною университета. Работает собственным корреспондентом «Магаданской правды» на Чукотке, член Союза писателей СССР. Автор двух книг рассказов «Расскажи про Одиссея», «Головы моих друзей». В нашем сборнике выступает впервые. В настоящее время работает над повестью о геологах.

Рассказ

Рис. Е. Скрынникова

По мне хуже Доггер-банки в Северном море ничего на свете не было и нет. Ведь на этой чертовой отмели едва не пришлось однажды концы отдать…

Шли мы тогда с полным грузом шпал в Голландию. Время было осеннее, штормовое. Однако после норвежских фьордов спустились к югу по четвертому меридиану благополучно и вечером проходили над обширной Доггер-банкой. До Роттердама оставалось рукой подать — дня полтора ходу. Обычно в этом районе рыбаков полно. А в тот раз ни единого, будто их метлой вымели. И барометр прямо на глазах падает.

Я в тот год впервые боцманом ходил и очень гордился, что достался мне большой пароход. Оказался на нем и дружок мой давний, Ванюшка Ракитин, шустрый паренек, разбитной.

Стали мы с Ваней готовиться к роттердамским прогулкам, чтобы, как говорится, людей посмотреть и себя показать. Привели в порядок рубашки, обувь, про галстуки и шляпы тоню не забыли. А с костюмами заковыка вышла. На судне всего два утюга было, и потому все прямо-таки охотились за ними. Ежели брюки гладишь — не зевай. Стоит замечтаться, раскрыть рот — хвать — утюга нет. Из-под носа уведут.

Вот таким-то способом добыл где-то Ванюшка утюг и приволок в мою каюту.

— Ну, Потапыч, живем! Где твои брюки? Наводи складку. Голландочки ума лишатся, как тебя увидят в таких-то портках.

Начали мы с Ваней бостон утюжить. Я свой костюм отпарил, на рундук повесил, чтобы проветрился, иллюминатор приоткрыл. Сижу на койке, покуриваю, байки Ванюшкины слушаю. Однако чувствую, качать стало сильнее.

— Закрой иллюминатор, — говорю, — хлестнет еще ненароком.

Только я это промолвил и уж вижу: стоит мой Ванюшка с ног до головы мокрый, а в руке утюг шипит и горячими брызгами плюется. Хлестнуло-таки!

Бросился я к иллюминатору, а его из рук вырвало. Пуще прежнего накатила волна. С костюмчика моего закапало, из-под койки полуботинки выплыли.

Вдвоем кое-как задраили барашки. А пароход, чем дальше, тем больше качается.

— Неладно дело, — говорю. — Не иначе прихватила нас погодка.

Ванюшка посмеивается:

— Видали мы погоду! Пока разыграется, мы уж в Роттердаме будем.

Мне же не до смеху: все-таки боцман я, а не кто иной… Пароход с борта на борт перекладывает, стоять невозможно. Натянул я штормовку, зюйдвестку нахлобучил, Ванюшке сказал:

— Пойду крепление палубного груза проверю. Ты смотри, иллюминатор открывать не смей.

Он посмотрел на меня как на полоумного.

— Что я враг себе?

— Враг не враг, — говорю, — а есть в тебе этакая дурацкая лихость. Когда к себе пойдешь, утюг не бери, держись за штормовой леер обеими руками. Чуешь, как валяет?

Отмахнулся Ракитин:

— А, ладно.

Вышел я наружу и сразу в водоворот попал. Вода по палубе, как в горной реке, пенится, вихрится, и кругом такой рев стоит, оглохнуть можно. Прижало меня к дверям, зюйдвестку с головы унесло к черту, глотку забило ветром — не дохнуть.

Добрался до носовой палубы, а впереди ничего не видать. Через полубак, носовую часть судна, брызги к мостику сплошной тучей летят, справа — зеленые, слева — красные, в свете бортовых огней, по лицу бьют и секут, как гвоздями. Я все же изловчился, уцепился за леер и пополз на карачках задом наперед по палубному грузу. По пути найтовы, которыми груз был закреплен, ощупывал: целы ли? Найтовы у нас цепные были, и стянули мы их для крепости вагонными прицепами.

Когда до полубака дополз, едва разогнулся. Спина болит, словно по ней цепями молотили. Краем глаза окинул свое якорное хозяйство. Будто бы все в порядке на полубаке. Оказалось, не все… Потом уж разобрал: вентилятор в лепешку смят.

На носу здорово чувствуешь, как судно бросает. Сначала медленно поднимает тебя к небесам, а затем быстро вниз да вбок куда-то с грохотом, с боем барабанным.

Зашел я к матросам в кубрик, а там — ни души. Все в среднюю надстройку убежали — отлеживаются, поди-ка, в столовой. И верно, находиться под полубаком в шторм приятного мало. Через кубрик стальные трубы с якорными цепями проходят, и те цепи гремят и звенят в них до боли в ушах. По бортам волны хлещут, словно пушки палят. Валяются на палубе книги, подушки, стаканы битые, всякая дребедень. Повернул я обратно, а тут как тряхнет! Графин из гнезда вылетел и у моих ног раскололся.

Вот тебе и Роттердам! Теперь уж не до жиру, быть бы живу.

За грохотом да звоном едва услышал колокол громкого боя. Аврал!

Идти обратным путем оказалось еще труднее. Волны бьют в борт, пароход сильно качает, и я понял: что-то стряслось с рулевым устройством…

На шлюпочной палубе моряки толпятся, а перед ними капитан Федор Андреич усы пощипывает и старается виду не подавать, что дело дрянь. Слышу, кричит сквозь ветер:

— Где-то заклинило штуртросовую передачу. Перешли на ручное управление. Надо проверить, что случилось. Кто пойдет?

Легко сказать! Штуртрос, который штурвал с рулем соединяет, проходит в узком пространстве между шпалами и фальшбортом. Но весь вопрос в том, выдержат ли крепления шпал, когда судно окончательно станет бортом к волне? Стоит сдвинуться грузу — и амба… Это все понимали, и рисковать никому не хотелось.

— Я обращаюсь только к несемейным, — уточнил Федор Андреич, — медлить нельзя. Вручную управлять судном нелегко. Всякое может случиться.

Тут Ванюшка объявился:

— А вот я испробую!

Но капитан остановил его:

— Нет! Извини, Ракитин, там еще и сила требуется.