Елена Клещенко - Технонекрофил

Он жил одиноко — не только в том смысле, что один в двухкомнатной квартире и без постоянной подруги. Ни с кем из многочисленных приятелей он не обсуждал свою затею, потому что не было никого — во всяком случае, среди живых знакомых, — с кем стоило об этом говорить. Некому, следовательно, было критиковать, насмехаться, ужасаться и ободрять. Приходилось самому спрашивать себя: а не спятил ли ты, дружище? — и самому себе доказывать, что ошибиться не стыдно, а стыдно отказаться от безумного эксперимента только ради того, чтобы пополнить ряды нормальных людей, тем более что в случае неудачи он не теряет ровно ничего, ведь ни одна душа не узнает, какого он свалял дурака. Он уже так устал от этой шизофренической полемики, что вообще перестал оценивать реальность своей затеи, а только повторял сам себе, что исполнение задуманного откладывать столь же бесполезно, как и визит к стоматологу.

Одежду он приготовил давно, когда еще не было никаких оснований считать, что она в самом деле понадобится. Кеды с оптовки, клетчатая красно-бурая ковбойка, джинсы из города Иванова. Он снял часы, выложил на стол паспорт, бумажник, редакционное удостоверение, записную книжку, мобильник, калькулятор, ключи и платок. Переоделся и рассовал по карманам все необходимые предметы: другой паспорт, несколько сложенных листков бумаги в клеточку, платок, три гелевые ручки, горсть монет и пачку презервативов. Он знал, что с собой удастся пронести только легкие вещи и только вплотную к телу. Набрал на калькуляторе несколько чисел, перемножил, записал результат на бумажку. Все вещи со стола сложил в плотный полиэтиленовый пакет, аккуратно свернул его и задвинул в щель между стеной и лакированной деревянной панелью, прикрывающей батарею центрального отопления. Нормальную одежду — джинсы «райфл», рубаху и кожаные туфли — вместе с сумкой убрал в пустой шкаф. Как будто всё…

Писать прощальные письма было опять же некому. Оставалось набрать число, допустимую ошибку и залезть в кабину. Точнее, в кабинку. Когда-то один деловой человек собирался устроить в подвале ДК не то оздоровительный комплекс, не то фитнес-центр, но пришел черный август, и деловой исчез, не заплатив за аренду и бросив на произвол судьбы все оборудование, которое успел завезти в подвал. Договориться с директрисой и получить в личное пользование кабинку от солярия — плевое дело для человека, который родился и вырос при социалистическом строе. Кабинка шикарная, круглый матово-сквозящий цилиндр со сдвижными дверями. Любой дизайнер малобюджетного фильма отдал бы полжизни.

А вот кнопка была совершенно не помпезная — черная, прямоугольная и щербатая. Как в лифте. Может, поэтому он каждый раз подсознательно ждал, что пол уйдет из-под ног. Или, наоборот, толкнет вверх — ведь здание могло просесть… Но ничего не произошло.

Ну вот, так я и знал, ничего не получилось, видимо, из-за того, о чем я думал с самого начала, напряжения не хватило, шиш, как сказал бы Виктор, вот и завершилась эта дурацкая эпопея, — бормотал он, возясь с засовом. Наконец дверца открылась — и тут-то пол ушел из-под ног.

Деревянные панели исчезли, стены были выкрашены в зеленый цвет. На черном от гнили паркете поблескивала лужа. За оконным стеклом возникло густое переплетение веток, застящих бледное утреннее небо. В сыром воздухе чуть заметно пахло горелым.

Значит, получилось. И надо срочно соображать, что к чему.

Пока все совпадало. Липа за окном, лужи на полу — все так, как он помнил. Он второй год занимался здесь в кружке школьников-радиолюбителей, и весной в этой комнате, соседней с ними, потекла труба, после чего хоровой кружок стал собираться этажом выше, а это помещение оставалось пустым. Ремонт начали летом.

Не так. Хоровой кружок собирается этажом выше, а это помещение стоит пустое. Ремонт начнут позже. И к этому моменту он должен отсюда убраться.

К дому напротив подъехала светлая «Волга». Первая модель: лупоглазая, с покатым капотом и никелированной решетчатой мордой. Посигналила, остановилась. Щелкнул замок правой двери; женщина, не дожидаясь помощи кавалера, ступила на тротуар, одернула юбку в мелкую черно-белую клеточку.

— Д-да, — сказал он вслух, чуть заикаясь, — промозглая сырость вызывала дрожь, — пози-тронных… эмиттеров мне здесь не достать. И не надо.

Он вытащил из кармана листок в клеточку, ручку и повернулся к прибору. Первым делом надо было определить, откуда запах.

Все оказалось не слишком страшно: сгорели четыре лампы, и то не из самых дефицитных. Он надеялся, что ему хватит денег. Было не особенно сложно раздобыть монеты, имевшие хождение в 1965 году. Ему предлагали и бумажные деньги, но он не решился. Во-первых, эти трешки и червонцы выглядели бы здесь подозрительно потрепанными, во-вторых, купюра, как и человек, попадая в прошлое, имеет шансы встретиться с самой собой — более новой купюрой с тем же номером: хоть и маленький, а все-таки лишний риск. Куда как надежнее было прикупить рубли, три монеты за доллар.

Коллекционеры не любопытствовали, чем ему плохи совершенно такие же рубли более поздних годов выпуска. Если у человека патологическая страсть к простым советским монетам 1965 года, это его право: у каждого, как уже отмечалось, свое хобби. Попросить, что ли, какую-нибудь добрую киоскершу или кассиршу обменять обычный рубль на юбилейный, в честь 20-летия Победы, и отвезти этим ребятам в качестве большого спасибо?..

А вот порадовать здешних нумизматов ответным подарком вряд ли возможно. Он хмыкнул при мысли о том, как бы отреагировал продавец в «Радиотоварах», получив от покупателя монету с надписью «5 рублей» на реверсе и двуглавым крылатым ананасом — на аверсе… Такого эксперимента ставить не следовало. Тем более, что в своем паспорте он не был полностью уверен. Не мог же он сказать торговцу с рынка, что ностальгический документ ему нужен не баловства ради, а для использования по прямому назначению — удостоверять личность.

Но разве коренные обитатели этого пространства-времени приобретают нужные им предметы исключительно официальным путем? И только за деньги?

Как и положено настоящему разведчику, он просидел пару часов в уборной, пока Дом культуры не заполнился народом, — чтобы не привлечь внимания вахтера. В холле глянул на щит с газетами: да, спасибо, кажется, не промазал — год 1965, май. Значит, в запасе несколько недель или даже месяц. Теоретически время есть. Практически же — без крыши над головой и с сомнительными документами лучше здесь не задерживаться. Так что поторапливайся.

Он пошел вниз по улице, к метро, стараясь контролировать выражение лица. Спокойствие, только спокойствие… Не таращить глаза на встречных прохожих, не замедлять шага. Обычных людей не видал? Пожилой работяга с кудрявым чубом, торчащим вперед, с бутылкой кефира в руке; круглолицая пионерка — русые косы из-под малиновой, шитой золотом тюбетейки; красавец-мужчина — шкиперская бородка и очки в черной оправе; девушка, удивительно похожая на молодую Пьеху — только не смотреть в упор, не задерживать взгляда.