Генри Каттнер - Мокрая магия. Сборник рассказов.

Хаггерти боролся, свесив голову на грудь. Люди спрашивали себя, как он может видеть, что делает. Его голова пьяно моталась из стороны в сторону. И еще вопрос: почему мешок из белой холстины у него на плече не падает? А эти четыре руки!

Тарк справился со своим изумлением и начал наступать. Он кинулся на Тинни и попытался одолеть его сразу, кавалерийским наскоком. Однако никогда прежде ему не приходилось бороться с противником с четырьмя руками. Это было все равно что пытаться отшвырнуть от себя осьминога.

Плотно обхватив Тарка, на манер паука, Тинни медленно, но верно утягивал его тело вниз и в конце концов повалил.

Тарк был так потрясен, что Тинни легко взял над ним верх. Борец сумел отшвырнуть своего жуткого противника, но четыре руки помогли Тинни быстро перекувырнуться. Прежде чем Тарк смог подняться, Тинни бросился на него и с силой прижал к полу всеми четырьмя руками. Судья хлопнул Тинни по спине.

Первый раунд закончился. Тарк был весь в мыле. Тинни вернулся на свое место и зашипел:

— Хаггерти! Очнись!

В новом раунде Тарк снова атаковал Тинни и на этот раз сбил с ног, но Тинни откатился в сторону. Когда он вскочил, Тарк прыгнул на него ногами вперед, и на туловище Тинни словно обрушился удар парового молота. Он упал.

Тарк вспрыгнул на него, отжимая плечи к полу. Судья был в затруднении; определить, где точно у Тинни плечи, оказалось нелегко.

Тем не менее этот раунд выиграл Тарк Зорион.

Пошатываясь, Тинни встал. Пот обжигал ноздри.

— Хаггерти! — выдохнул он.

По-прежнему никакой реакции. Голова Хаггерти свесилась вперед. Зрелище было из ряда вон — борец бежит по краю ринга, с белым мешком на плече, по-видимому, глядя исключительно себе под ноги, а его преследует Тарк Зорион.

Публика засвистела и зашикала.

Видно сквозь мешок было плохо, и в какой-то момент Тинни столкнулся с Тарком. Не успел он отпрыгнуть в сторону, как Тарк мощным ударом свалил его с ног и вскочил ему на грудь. Судья подбежал поближе.

Тинни действовал, повинуясь импульсу. Выбросив вверх одновременно все четыре руки, он подсунул ладони под подбородок Тарка и со всей силой оттолкнул его.

Тот упал на спину, Тинни вскочил и навалился на него. Руки и ноги сплелись в тесный клубок.

Возможно, сильнее всего на Тарка подействовал вид покачивающегося над ним лица Хаггерти, явно пребывающего в отключке. Как бы то ни было, нервы у Тарка не выдержали. Он прямо на глазах терял всякое самообладание, истерически вопя и практически не оказывая сопротивления, когда Тинни прижимал его плечи к обтянутому парусиной полу.

— Уберите его от меня! — визжал несчастный Тарк. — Это дьявол! Зомби! Помогите!

Тинни почувствовал хлопок по спине. Встал и, покачиваясь, вернулся в свой угол.

Рев публики разнесся по всему «Парку». Шляпы полетели в воздух. Никогда прежде не было на этом ринге такой необычной схватки.

— Уф! — произнес знакомый голос. — Что произошло? Кто-то ударил меня? — Хаггерти вскинул голову. — А-а, понятно. Теперь я этим займусь, парень, а ты просто расслабься. Я разделаюсь с Тарком, не дав ему выйти из угла.

Сдерживая злость, Тинни заскрипел зубами и торопливо прошептал, что произошло.

— Да ну? Ты молодец! Спасибо!

Хаггерти поднялся, вышел на середину площадки и пожал сам себе руки. Все четыре.

Журналисты и зрители бросились к рингу. Заметив, что дядя Вилбур пробирается к проходу, Тинни снова зашептал Хаггерти.

— А? — откликнулся тот. — Ладно.

— Ты все понял? Затащи его в такси, отвези домой и добейся, чтобы он снова пропустил нас через свою четырехмерную машину, но в обратном направлении. После этого мы разделимся. Дядя Вилбур может сделать это… если захочет.

— Захочет, не сомневайся, — угрюмо пообещал Хаггерти и двинулся вперед, расталкивая толпу. — Пропустите меня! — ревел он, точно бык. — Дайте пройти! Мне надо кое с кем повидаться.

Тинни, чувствуя себя в безопасности в холстяном мешке, с удовольствием расслабился. Все хорошо. Ван Дилл вернет их с Хаггерти в нормальное состояние. Больше того — он, Тинни, выиграл бой! Двести долларов, при соотношении восемь к одному… этого хватит, чтобы купить магазинчик и начать обустраиваться.

Все просто отлично.

Тинни усмехнулся. Старая поговорка права: одна голова хорошо, а две лучше!

Прошло много времени, прежде чем она вернулась в Лос-Анджелес и проехала мимо дома бабушки Китон. Собственно, он мало изменился, но то, что в 1920 году представлялось ее детскому взору элегантным особняком, сейчас выглядело большим нелепым сооружением, покрытым чешуйками серой краски.

По прошествии двадцати пяти лет чувство опасности исчезло, но осталось настойчивое и непонятное ощущение тревоги, как в те времена, когда Джейн Ларкин, девятилетняя худая большеглазая девочка, со столь модной тогда челкой, была прислана в этот дом.

Оглядываясь назад, в те времена, она могла припомнить одновременно и слишком много, и слишком мало. Когда в тот июльский день 1920 года Джейн вошла в гостиную с зеленой стеклянной люстрой, ей пришлось обойти всех членов семьи и поцеловать каждого: бабушку Китон, чопорную тетю Бетти и четырех дядей. Она ни секунды не сомневалась, когда пошла к новому дяде, такому отличному от остальных.

Остальные дети внимательно наблюдали за ней. Они знали; и они поняли, что она тоже знает — но сразу ничего не сказали. Джейн обнаружила, что и она также не может упомянуть о беде, пока они сами не заведут об этом разговор.

Таково было свойственное детям понятие об этике. Но тревога ощущалась во всем доме. Взрослые лишь смутно чувствовали, что что-то не так. Дети, как поняла Джейн, ЗНАЛИ.

Позже они собрались на заднем дворе, под большой финиковой пальмой. Джейн машинально теребила свое ожерелье и ждала.

Она видела, как другие обменивались взглядами, говорившими: «Думаете, она и в самом деле заметила?» Наконец Беатрис, старшая, предложила сыграть в прятки.

— Ты должна ей сказать, Би, — влез тут же маленький Чарльз.

Беатрис пристально посмотрела на Чарльза.

— Сказать ей? О чем? Ты, Чарльз, с ума сошел.

Чарльз настаивал, хотя и не очень уверенно:

— Ты знаешь.

— Держите при себе свои тайны, — сказала Джейн, — но я все равно знаю, в чем дело. Он — не мой дядя.

— Видите?! — вскричала Эмилия. — Она тоже заметила. Я же говорила вам, что она заметила!

— Смешно, — бросила Джейн.

Она прекрасно знала, что тот человек в гостиной не ее дядя, никогда им не был, и что он усиленно притворялся — достаточно умело для того, чтобы убедить взрослых, — будто он всегда был тем, за кого себя выдает. Но ясным, лишенным предвзятости взглядом не достигшего зрелости существа Джейн могла видеть то, что было недоступно любому взрослому. Он был каким-то… пустым.