Андрей Анисимов - Клуб Любителей Фантастики, 2017 [Компиляция]

— Его ученик и последователь Циолковский говорил Чижевскому о Лучистом Человечестве, как о высшей стадии развития Разума, — задумчиво сказал поэт. — Кстати, Чижевский тоже, в какой-то степени, ученик и последователь Циолковского.

— Но как вы можете знать о Циолковском и Чижевском?! — удивился я. — Ведь они родились через десятилетия после вашей смерти! Простите, я хотел сказать после вашего ухода из этого бренного мира.

— Вот именно, — проговорил поэт. — Теперь-то вы понимаете, что этот мир не единственно сущий?

— С трудом укладывается в голове, — признался я.

— Говоря о Лучистом Человечестве, Циолковский имел в виду не наши материальные тела, точнее не вещественные, которые можно потрогать, увидеть, понюхать. Он имел в виду некие полевые субстанции! — Поэт грустно улыбнулся. — Интересно, а я сейчас на уровне обоняния и осязания воспринимаюсь?

Я попытался дотронуться до Александра Сергеевича.

Рука прошла сквозь него…

Проснулся я в полдень. Увы, такую роскошь могу себе позволить лишь в выходные дни. Рядом, на тумбочке, лежала книга о метанауке.

Я прекрасно помнил разговор с Пушкиным. Что это было? Сон? Но почему тогда приснился он, а не Володя? Впрочем, мы до сих пор ничего толком не знаем о том, как рождаются сны! И чем они отличаются, к примеру, от грёз? Скорее всего, в наши дни грёзы назвали бы управляемыми сновидениями. Или, всё это, вместе взятое, есть игры разума?

Я открыл книгу.

Пока я спал, на форзаце появилась надпись. Чернилами, а не шариковой или гелевой ручкой. Позднее я установил, что надпись была сделана Пушкиным. Точнее, — почерком Пушкина.

«Нет, весь я не умру…» — было написано на форзаце. ТМ

техника — молодёжи|| № 09 (1013) 2017

Дети уткнулись в задачники. Несчастная девочка на доске строила вектор в плоскости икс-игрек.

А мальчик упрямо тянул руку вверх. Учительница нахмурилась, глядя на мальчика.

— Выйди, Кутейников, если не терпится.

Но тот продолжал трясти поднятой рукой.

— Вера Афанасьевна…

— Что, Кутейников?

Мальчик вскочил. Глаза навыкате. Сам чуть ли не подпрыгивает.

— Я не понимаю, откуда берутся числа? Ну эти… Один, два, остальные.

— Чем ты занимался в первом классе, Боря? — учительница снисходительно улыбнулась. — Смотри. Одно яблоко и ещё одно яблоко будет… Ну же, постарайся!

Класс захохотал.

Но мальчик закусил губу и упрямо посмотрел на взрослую женщину, которая начинала терять терпение.

— Вера Афанасьевна, но это же яблоки, а не числа. Одно яблоко, но не одно как… как число! А откуда само «одно»?

В классе кто-то присвистнул. Учительница поджала губы.

— К доске.

Кутейников вышел. Девочка перестала решать и испуганно таращилась на смельчака.

— Напиши «один».

Кутейников вывел мелом большую единицу.

— Но это изображение единицы, Вера Афанасьев…

— Теперь «два». Любишь двойки? Мальчик не дрогнул. Вывел «лебедя» и не только его.

— Что это ты дальше пишешь?

— Это яблоко. Точнее — его изображение. Как рядышком — изображение числа «один». А не самого числа.

Два математика уже три дня не разговаривали. Джоанна на родном, английском, Борис — на первом иностранном. Задания в лабораторию не поступали, время терпело. Вот и поспорили, кто лучше язык математики понимает — русский или американка? Конечно, можно было свести спор к тыканью под нос очевидностями. В какой стране находится лаборатория, где работает Борис? Чьи ВУЗы первые в мировом рейтинге? Но Джоанна то ли была слишком тактичной, то ли хотела победить сама… На спор на новый мобильник — общались только с помощью математики. Даже если надо попросить сахар передать. Или закрыть окно. Только математическим языком.

Игра усложнялась. Но приносила удовольствие. Дух захватывало от того, что можно общаться без знания иностранного языка.

Язык чисел может сплотить человечество. Математика сделает всё лаконичным и простым для понимания. Нужен только шифр.

Работа на стройке остановилась. Фалек замер.

Брат смотрел на него с недоумением. Молча.

Да, его счастье продлится на мгновение дольше. Пока сам не попробует что-нибудь сказать.

Язык исчез!

Без паники. Надо вспомнить. Расслабиться — и… Он посмотрел на открывающийся с высоты недостроенной башни простор. Далеко до горизонта видны были селения и леса, реки тонкими стёжками опутывали дали… Фалек вдохнул порыв холодного высотного ветра.

Попробовать нарисовать?

Он присел на корточки, пальцем вывел в каменной пыли числовую формулу.

Звук числа исчез, остался только смысл.

Он развернулся к брату.

— Послушай… — Фалек хихикнул. — Как бы сказать? Я что-то…

Но у брата глаза полезли на лоб. Тот сказал какую-то тарабарщину в ответ. Какая ужасная речь! Уродливое наречие! Неужели все теперь так общаются?

Куда исчез изысканный язык чисел? Беда забывчивости постигала всех. Когда паника утихла, люди собрались у подножья башни. Молча. Никто не хотел заговорить — и напомнить о потере.

— Что происходит? — не выдержал Фалек.

— Не знаю! — раздался голос из толпы.

— Кто это сказал?

К нему протиснулся едва знакомый человек. С надеждой заглянул в глаза. Вскоре все на вкус пробовали новый язык, искали понимания. Люди сбивались в кучки. И с подозрением косились на чужих. Ещё вчера они спокойно переговаривались числовыми параметрами, шутили и смеялись. Теперь — отрезаны друг от друга. И недоверие, хочешь не хочешь, возрастает.

Тщетно Фалек потом будет вспоминать, как приятно думать на языке математики — языке, понятном всем без исключения. Теперь математика — только счёт.

Числа давали возможность постигать всё мгновенно. Одним произнесением имени. Но люди захотели сделать себе новое имя. Не числовое. Желание исполнилось. Бог позволил людям давать имена. И язык математики стал для них немым.

Язык Бога.

Вот каким он был…

Фалек собрал вокруг себя соплеменников.

— Мы должны сохранить язык математики. Ради потомков, которым, возможно, будет позволено говорить числами. И разошлись люди по селениям, и образовали народы…

Джоанна побеждала.

А Борис стал сдавать.

Конечно, квалификацию он внезапно не потерял. Просто… улыбка Джоанны, её вьющиеся золотые волосы, её кожа сводили его с ума.

Сегодня они перешли к устной речи. Говорят формулами.

И стараются понимать.

А вдруг это уловка? Может быть Джоанна кружит ему голову, чтоб выиграть спор?

О чём она думает? Как она к нему относится?