Герман Малиничев - На суше и на море 1966

До самого утра Леонов прождал Дружка. Вот-вот послышится лай собаки, гонящей к засаде изюбра. Сколько раз Дружок загонял соболя, кабаргу, дикого оленя и горного барана. Но в этот раз пес так и не вернулся к хозяину.

Медленно брел Леонов к палаткам. Ему было жаль своего четвероногого друга. Пропал, наверное…

Метров за пятьсот от лагеря Леонов увидел катившийся навстречу черный ком. Ближе, ближе…

— Дружок! — обрадовался охотник.

Собака с визгом бросилась на грудь хозяина, прыгала вокруг, лизала лицо, руки.

У лагеря его радостно встретил Володя Базыров:

— Степан Васильевич! У нас теперь мяса на неделю. Геологи в маршрут ушли, а я обед варил. Вдруг слышу лай. Вижу: Дружок кружит по логу изюбра и старается повернуть его к лагерю. Я схватил ружье и к нему… Ох и умный пес у вас!

— Умный — это верно… Не чересчур ли?.. — в словах Леонова чувствовалась легкая досада.

…В железной печурке потрескивают дрова. В палатке дымно. От мокрой одежды валит пар. Под потолком растекается голубоватый табачный дымок. Отодвинув на край стола жестяную банку со свечой, Леонов намечает на карте новые маршруты.

— Мы обследовали падь Лапсона, но золота там нет… Так… Теперь надо спуститься в лощину Хунды-Гола. Петр Иванович, пойдете туда с Анатолием. Я же возьму с собой Базырова, мы исследуем юго-западное нагорье. Думаю, что за пять дней управимся. Гордеев за это время подготовит лошадей к спуску с перевала. Если найдете что-нибудь интересное, сигнализируйте ракетой…

К ночи Леонов и Базыров добрались до намеченного места поисков. У небольшого ручья разожгли костер. После ужина геологи срубили два толстых сухих кедра и, сложив их друг на друга, устроили нодью. Такой костер горел медленно и давал много тепла. Накрыв головы фуфайками, легли на мох и ветки и подставили спины к нодье. Пахло грибами, вянущими цветами, прелыми листьями.

Раздумывая о своей судьбе, о прошлом и будущем, Степан долго не мог заснуть. Он думал о тех временах, когда кочевые племена сойотов-оленеводов ушли на север этого угрюмого угла с его холодными скалами. Только бедный бурят и беглый русский в течение столетий с железным упорством продвигались в глубь Восточных Саян. «Сколько вложено труда, сколько пролито пота, крови и слез, чтобы оживить эту ледяную и мертвую землю», — думал Степан. Перед глазами проплыли страшные перевалы Шумака, Оспин-Дабана, Мунку-Сардыка, где Леонов видел скелеты людей.

Из-за леса выполз серп месяца. Ночь была тихая. Косуля, беззаботно щипавшая траву, вдруг настороженно подняла мордочку. Чуткий слух явственно различил приближающийся треск. На опушку вышел кабан-секач. Косуля мелькнула светлым пятном, исчезла в кустах. Кабан остановился, понюхал воздух, подозрительно фыркнул и потрусил вслед за косулей.

Утро застало геологов в пути. Золотистые лучи солнца играли в капельках росы, застывших светлыми бусинками на кружевных листьях папоротника. Чистые, словно умытые, стояли кряжистые кедры с пышными, раскидистыми кронами. Скоро пейзаж сменился. Кругом топорщились кусты смородины, малины, бузины с пожелтевшими листьями. Незабудки, огоньки и ветреницы тянулись к солнцу.

Леонов решил подняться на самую вершину Шумака. Из-под ног то и дело с шумом взлетали стаи куропаток. Птицы уже оделись в белое и были очень заметны. Разведчики пополнили ими свои скудные припасы.

К середине дня достигли вершины водораздела. Грандиозная панорама открылась перед ними. Наконец-то сбылась давняя мечта Леонова: он видит под собой Шумак во всей его суровой красоте. Необозримая горная страна, затянутая голубоватой дымкой, усеянная лысинами обнаженных пород.

Опираясь на винтовку, Степан Васильевич долго всматривался в знакомые горные хребты. Синей полосой внизу извивается Шумак. Тридцать четыре года назад у этой реки произошла кровавая драма. Но где, в какой складке, в каком месте лежит то золото, из-за которого пролилась кровь?

Леонов сел на камень, достал бинокль. Внизу расстилались альпийские луга. Цветы и травы на этих лугах никогда не вянут, не знают осени. Их внезапно накрывает глубокий снег. Там паслось стадо животных ростом с телят, но покрытых густой, длинной шерстью, свисающей почти до земли. Мускулистый горб, лошадиный хвост, мохнатая морда придавали животным фантастический и свирепый вид. Но это были всего лишь тибетские яки, которых здесь называют сарлыками. Более рослые хайныки — помесь сарлыков с коровами. Неприхотливые и выносливые, они спят прямо на снегу, выходят победителями в единоборстве с волками. В бинокль Степан увидел медведя, который что-то искал на болотистом берегу небольшого озера, а недалеко ленивой походкой к водопою шел марал.

Изыскатели направились к самому истоку реки. Вороша память, Леонов думает о том, что Новиков, несомненно, знал короткую, хотя, возможно, и опасную, тропу. Но где ее найти?

Когда спустились в распадок, заросший пихтой и елью, наступил уже полдень. Вдруг Дружок, бежавший впереди, как-то необычно залаял. Что привлекло его внимание? Степан чуть не бегом поспешил на лай.

На противоположном берегу реки в узком распадке он увидел горбатую избушку, раздавленную кедром, рухнувшим со скалы. Да ведь это оно, то самое зимовье, что когда-то срубил Дмитрий Демин — беглый каторжник. Здесь больше года гостевали Степан со старым дедом. Перед ним мгновенно возникли образы профессора Львова и проводника Краснова, пришедших сюда в холодную грозовую ночь…

Несмотря на усталость, Леонов в эту ночь спал тревожно. Во сне ему грезилось золото, мерещились чьи-то шаги, треск ломающихся сучьев. Весь в поту, он просыпался, подолгу вслушивался в лесные шорохи. Вот где-то далеко гукнул филин, тявкнула лисица… Хоть бы скорее день.

Еще не угасли звезды, и луна не окончила свой путь по небу, а Степан уже поднялся, достал из рюкзака мыло с полотенцем и медленно спустился к реке. Он напился студеной воды, а затем долго, с наслаждением, какого давно не испытывал, намыливал руки, тер лицо…

Рассвет медленно входил в тайгу. Сначала замаячили верхушки деревьев, потом обрисовались пушистые ветви лиственниц. И вот уже перед ним, как бы просыпаясь, поднялись заросли багульника. В ветвях кедра зацыкала и защелкала белка.

В памяти Степана снова возникли мать, дедушка, лесной пожар, Львов, Краснов, и вдруг он явственно вспомнил слова, сказанные тогда таежником: «Золото под водопадом». А ведь тогда, подростком, Степан видел водопад вон под тем отрогом. А вдруг тот? Золото! Где-то тут рядом. До него рукой подать!

Разведчики наскоро позавтракали и двинулись в путь. Леонов повернул в лес, затем торопливо пошел в гору. Володя еле поспевал за ним.