Жорж Блон - На суше и на море 1965

— Если других предложений нет, — поднялся Самохин, — я принимаю план начальника электростанции.

— Но это же бессмыслица! — почти крикнул Николай Федорович. — И технически безграмотно, и практически невыполнимо…

— Меня, Николай Федорович, не интересуют возражения, — перебил его Самохин. — Даше технически обоснованные. Если у вас имеется иной, лучший выход, предложите.

— Вы требуете невозможного.

— Невозможно лишь одно: заниматься рассуждениями, когда вода подступает к шахте.

На берегу Тулвы, несколько ниже электростанции, плотники сколачивали плот; сколачивали его из старых сухих бревен, прочно, будто служить ему предстояло долгие годы. Бревна скрепляли железными скобами — так было быстрее и крепче. На хвостовой части его укрепили высокий щит из жести — подобие паруса.

Пока одни вязали плот, другие разбирали выдвинутый вниз по течению реки сарай электростанции. Подвезти на берег бревна было невозможно, и Самохин решил пожертвовать сараем.

Темнело. На берегу пылали поднятые на высоких шестах факелы. Багровые отсветы костра метались по покрывшей лед Тулвы черной спокойной воде. Подвижные тени людей то вырастали до огромных размеров, трепетали на снегу, остатках разваленного сарая, то стягивались в приземистых рукастых уродцев, пляшущих вокруг жаркого костра.

Тяжелее всех пришлось тем, кто тянул к берегу Тулвы тракторный кран. Не более двухсот метров отделяло его от строящегося плота, а десятка три рабочих больше часа подталкивали грузную машину, помогая мотору. Гусеницы то с громким режущим слух скрежетом упирались в укрытый снегом камень, то проваливались в незаметную под сугробом рытвину. В критические минуты люди облепляли машину, напрягая все силы, толкали ее вперед, мостили под гусеницы жерди, бросали мелкие камни, ломами отбивали примерзшие к грунту небольшие валуны.

Пока закончили плот и подтянули тракторный кран, река продолжала наступать на берег. Плотники работали уже стоя по щиколотку в воде.

— Хорошо, мужики, — подбадривал артель бригадир. Невысокий и худощавый, он выделялся всклокоченной светлой бородой и внушительным, не по росту, басом. — Вода ближе — спускать плот легче. Хорошо!

Осторожно подошел к воде тракторный кран и стал грузить на покачивающийся плот бочки с машинным маслом и тавотом. Закрепляли их стальными тросами, намертво. Между бочками навалили паклю и мох, пропитанные загустевшим на морозе мазутом.

Плот оседал все глубже. Скоро он уже чуть возвышался над водой.

— Не перейдет через камни, — волновался бригадир и свирепо ерошил пятерней тугую бороду. — Сядет. Ой сядет!

— Сам не перейдет — подтолкнем, — громко сказала Фетисова. — Всем поселком влезем в Тулву, а протолкнем.

Она подтянула высокие резиновые сапоги и первой вошла в реку. За спиной у нее забурлила вода под десятками ног. Резиновые сапоги смешались с кирзовыми. Кто-то из вербованных сгоряча вскочил в воду в ботинках.

В плот уперлись багры. На всех багров не хватило. Появились прочные березовые колья и легкие сосновые жерди, взятые из перекрытия разваленного сарая.

Бородач махнул рукой и свирепо крикнул:

— Дава-ай!

На плот навалились десятки сильных тел. Гнулись крепкие древки багров. Громко треснула жердь. Подбадривая друг друга возгласами, люди сдвинули плот. По спокойной воде разбежались частые, мелкие волны.

— Пошел, поше-ол! — гремело над Тулвой. — Еще-о!

Плот вели вдоль берега. Отойти подальше было нельзя: глубина покрывающей лед воды достигала уже метра с лишком.

Плот набирал скорость. Быстро приближались скрытые под водой камни. Большинство рабочих отстало. Лишь наиболее горячие продолжали толкать плот, на котором остался один бородач в лихо сдвинутой на затылок шапке с болтающимися ушами.

— Навались, народ! — кричал он. — Жми, чтоб с ходу!..

Сильный толчок чуть не свалил его в воду. Плот сел на камни.

— Сюда-а! — Бородач сорвал с головы шапку и широко взмахивал ею. — Давай сюда-а!

По берегу спешили на помощь люди. Разбрызгивая ногами воду, бросились они к застрявшему плоту. Передняя половина его с протяжным скрипом приподнялась. Еще раз.

Протолкнуть тяжелый плот рывком не удалось. Пришлось снова взяться за багры и колья. Пользуясь ими, как рычагами, рабочие приподнимали плот, постепенно продвигая его вперед. В багровых отсветах факелов мелькали багры, колья, руки, разгоряченные лица.

— Еще, еще-о! — гремело над разлившейся Тулвой. — Взя-ли-и! Р-разо-ом!..

Плот все больше переваливался через камни. От разгорающегося в бочках пламени полыхало жаром. Едкий запах горелого масла становился все сильнее. Последнее общее усилие — и плот со скрежетом сошел с камней. Дружный толчок направил его к запирающему Тулву снежному завалу.

— Давай, дава-ай! — облегченно напутствовали плот с берега. — Жми-и!

В радостные голоса врезался испуганный женский выкрик:

— Человек там!…Человек!

Лишь сейчас все заметили за разгорающимся в бочках пламенем контуры человека.

— Куда? — закричал Самохин. — Прыгай! Я приказываю…

— Ничего! — загремел с плота бородач, сильно и точно работая багром. — Мы архангельские! Снег да вода — самая наша еда!

Самохин стиснул кулаки до боли в пальцах. Приказ тут не поможет. Распалился человек. Теперь уже его никто не остановит, не удержит.

На берегу люди жадно ловили каждое движение смельчака. Ударами багра он умело направлял плот к центру завала.

Подгоняемый багром и ветром, плот с ходу врезался в рыхлый снег. Белые струйки устремились сверху на бочки, вспыхнули легкими клубками, укрыли бородача. Темный силуэт его временами появлялся ненадолго из-за пара и огня и снова исчезал. А на месте, где только что был человек, поднимались дрожащие язычки огня.

«Мазут поджигает», — понял Самохин.

На фоне разгорающегося пламени показался силуэт человека. Взмахнув руками, он грузно плюхнулся в воду.

Берег притих. В мертвой тишине слышались лишь шипение факелов да легкие всплески плывущего бородача.

Мазут разгорался быстро. Над плотом клокотали и бурлили клубы пара. Временами они вспыхивали, из них вылетали клочья пламени и с яростным шипением врезались в снежный склон.

Немногие смотрели сейчас на ожесточенную борьбу огня и снега. Общее внимание устремилось к тяжело плывущему бородачу. Гребки его становились короче, слабее. Несколько человек вошли в воду и держали наготове багры. Двое сбросили стеганки. Кто-то снял с шеста факел и поднес его к самому берегу, чтобы не терять пловца из виду.

— Давай, Андрей Егорыч! — кричали с берега. — Докажи!

Ответа с реки не было, лишь еле слышные всплески да громкое фырканье.

Сильные руки товарищей подхватили пловца. Он тут же вырвался и, разбрызгивая воду ногами в белых шерстяных носках, побежал по берегу, проваливаясь выше колен в рыхлый снег.