Жорж Блон - На суше и на море 1965

На следующий день мы встретились с губернатором и откровенно спросили его мнение о случаях, рассказанных нашими специалистами. Губернатор, не успевший снять после военных учений маскировочного костюма, ответил вопросом:

— А вы думаете, что все сто миллионов индонезийцев за социализм? Что у нас нет реакционеров, которые радуются неудачам республики да и сами не прочь нагадить?

Губернатор долго говорил о том, как плохо иметь дело о частными компаниями, но пока к ним приходится обращаться, ведь в Индонезии ведется большое строительство. А сколько вреда приносит даже сам факт существования компании «Шелл» с ее клубом и коттеджами. И конечно далеко не все знают, во что обходится англичанам бочка нефти и за сколько они ее продают даже на индонезийских рынках…

Не хватает людей — это проблема номер один. Лесов много, сто сорок тысяч гектаров имеют промышленное значение. Землю только копни — и найдешь золото, железо, уголь, олово, магний, а рабочих рук нет. Так начал свой рассказ об экономике Восточного Калимантана молодой губернатор.

— Тысяч восемь человек приехало с Явы. Расселяем их вдоль трассы дорог. Нам еще хотя бы тысяч шестьдесят…

О промышленности в провинции пока говорить трудно. Нефть — ее много по восточному побережью и на островах Таракан и Бинью — разрабатывается в основном иностранцами. Государственная нефтяная компания «Петрамин» на Бинью еще добывает мало, да и добытое не на чем вывозить, В провинции лишь несколько судов грузоподъемностью до двухсот пятидесяти тонн. Основные перевозки осуществляются на парусных сампанах.

Есть две фабрики, производящие кокосовое масло. Дают двадцать бочек в день. Это примерно четыре тонны. Каучук в провинции производят только крестьяне. Он так и называется «крестьянский». Около семисот тонн в месяц идет на экспорт. Копры вывозится примерно пятьсот тонн ежемесячно.

Современное сельское хозяйство в провинции только начинает создаваться. Советский Союз и Чехословакия помогают в его организации и оснащении техникой.

Наибольшие успехи достигнуты в народном образовании. Открыто уже более трехсот народных школ. Кроме них есть сто пятьдесят частных, но учителей пока не хватает.

Мы едем в Танджунг. Узкая асфальтированная дорога то почти круто идет вниз, так что дух захватывает, то вздымается вверх, заставляя даже наш испытанный газик от натуги урчать, то делает резкие повороты — того и гляди окажешься в кювете. Словом, не дорога, а аттракцион вроде «американских горок».

Нервно вцепившись в борт, забываешь о великолепных пейзажах, проплывающих мимо, зато часто вспоминаешь о том, что годовой технический осмотр автомашин в Индонезии не проводится и что не далее как три дня назад у ехавшей по городу машины вдруг отвалилось переднее колесо…

Все-таки мы иногда щелкаем затвором фотоаппарата. Здесь высокие, метров сто, белые деревья, которые мы окрестили «ракетами», потому что комель у них напоминает ее стабилизатор. Вездесущие лианы обвивают зеленые деревья до самой вершины. Хищные лианы стараются опутать не только деревья, но и все, что им попадается. Даже на дорогу протянули они свои длинные, мощные плети, похожие на зеленых змей, и кажется, если прекратить хоть на неделю движение по шоссе, оно скроется под толстым зеленым ковром.

Часто попадаются ставшие уже привычными стаи обезьян. Иногда они группами выходят на шоссе, близко подпуская автомашины.

Мы едем по джип-трассе — так называют эту дорогу, на которой с трудом разъезжаются два джипа. Она построена для обслуживания нефтепровода Танджунг — Баликпапан; от танджунгских нефтяных полей «черное золото» бежит прямо в резервуары нефтеперегонного завода. Нефтепровод и дорогу строили американцы.

Наш отчаянный, с явной склонностью к лихачеству, шофер Сохам работал на строительстве и дороги и нефтепровода. Рассказ его об этом был немногословен:

— Работали командами по шестьдесят человек. Платили хорошо, но приходилось нелегко. Многие погибли. Кто от болезни, кто от змей, кого дерево придавило. Спали прямо на земле или в шалашах. Руководили работой американцы, все с кольтами. На машинах тоже только американцы. Наших близко не подпускали. Чуть что не так — сразу с кулаками лезли… Очень они спешили. Спешка объяснялась просто: хозяева иностранных нефтяных компаний понимали, что время их безраздельного господства в такой важной отрасли национальной экономики Индонезии не может продолжаться вечно, а тут еще сроки концессии подходили к концу. Вот и заторопилась компания «Шелл» выкачать нефти побольше, варварски, вопреки всем техническим нормам эксплуатируя богатства Калимантана.

В окрестностях Танджунга несколько десятков действующих скважин, а после того как компании удалось продлить сроки концессии, начали срочно бурить новые.

День и ночь неутомимо выкачивают нефть автоматические качалки и гонят ее по трубам на завод. В джунглях эти машины кажутся какими-то сверхъестественными существами. Медленно вращается колесо, огромный рычаг насоса методично кланяется земле, как бы вымаливая у нее капельку нефти, а вокруг ни души… Впрочем, это не совсем верно.

Вот на повороте дороги показывается фигурка велосипедиста. К качалке подъезжает пожилой индонезиец в замасленной робе с инструментальной сумкой на багажнике.

— Саламат сианг! (добрый день!) — приветствует он нас, быстро осматривает двигатель, что-то подвертывает гаечным ключом, потом прощальный кивок уже с велосипедного седла — и рабочий спешит к следующей качалке.

Один мастер обслуживает несколько качалок, расположенных в нескольких километрах одна от другой. Скважины соединены асфальтированными дорожками.

Как вечный огонь, горят вокруг Танджунга огромные факелы, окрашивая по ночам джунгли в оранжевый «шелловский» цвет. Один… другой… третий… их много. Это сжигается газ, сопутствующий нефти. Он никому не нужен.

Качалки в лесу, неверный свет факелов вызвали в памяти такую картину: несколько крупных танкеров под флагами желтой ракушки у причалов нефтеперегонного завода в Баликпапане. На следующий день уже новые суда заливали танки, и опять на большинстве из них — красно-желтый флаг компании «Ройял Датч-Шелл». И так каждый день. Припомнились разговоры с англичанами в самолете, рассуждения о нерентабельности промыслов, о хитрой бухгалтерии «Шелла»…

«Мое имя Орэл Робертс. Я постоянно общаюсь с богом. Слово божье приносит мне счастье и покой моей душе. Придите ко мне, и я поделюсь с вами всем, что дает мне всевышний…»