Жорж Блон - На суше и на море 1965

Спустились к подножию холма. На большом зеленом поле два пожилых джентльмена играли в гольф. На краю поля столик с напитками.

Дальше, на самом берегу моря, клуб компании, его здесь называют английским клубом. В здании клуба большой кинозал, где четыре раза в неделю показывают американские и английские фильмы. Рядом чудесный бассейн для плавания, удачно вписанный в песчаный морской пляж. К услугам членов клуба и их гостей яхты, скутера, водные лыжи, акваланги и т. д. В баре большой выбор прохладительных и горячительных напитков, цены на которые значительно ниже, чем в городе. Немного поодаль ресторан для работников компании.

Раз в неделю в ресторанном зале сдвигаются столы и начинается разучивание народных английских танцев. Мы видели, как лихо отплясывали шотландский танец жены работников компании под руководством молодого человека спортивного вида.

По субботам до полуночи в ресторане танцуют западные танцы. Танцуют очень сдержанно, несколько старомодно, но красиво.

Большинство инженеров и техников компании, с которыми мы встречались в Баликпапане и позднее в Танджунге, производит впечатление трудовых людей. Но за тысячи километров от родных берегов они оказались, конечно, не из чувства долга. Компания хорошо им платит. Иностранный инженер, например, получает девятьсот долларов, а квалифицированный рабочий (европеец) — четыреста пятьдесят долларов в месяц.

Неширокие пыльные улицы, одноэтажные и двухэтажные домики, китайские ресторанчики, и снова, как в Банджерма-сине, «Токо Лондон», «Токо Шанхай», «Токо Рио»… Шумные базары встречают рыбными и еще какими-то запахами, настолько устоявшимися, что их, кажется, можно осязать. Около кинотеатра «Гембира» с аляповатой рекламой американского фильма толпятся юнцы в холщовых невероятно узких брюках. Очень хорошее здание банка. Все это мы заметили мельком, когда обходили книжные магазины Баликпапана — в той части города, где живут индонезийцы. Андрей интересовался книгами с деловой стороны, а я искал что-нибудь о Калимантане, и в частности о Баликпапане.

В городе оказалось четыре книжных магазина. Тремя владели китайцы, а в четвертом старый индонезиец продавал матрасы и деревянные кровати, выделив один уголок своей лавки для открыток и книг.

На прилавке было довольно много общеполитической литературы на индонезийском языке (речи президента Сукарно, политический манифест и т. д.), школьные учебники, научные книги. Художественную литературу представляли по большей части переводные книжки, среди них немало типа комиксов. Довольно много книг на китайском языке. Китайскую детвору можно было часто увидеть на ступеньках книжных магазинов, Дети читают маленькие книжки-картинки, которые хозяева разрешают брать с прилавка, но с условием не забыть положить на место.

В самом крупном магазине города нас приятно поразили советские книги на английском языке. Здесь были произведения Ленина, немного художественной и политической литературы.

— Как идут эти книги? — с профессиональным любопытством спросил Андрей, немало удивив хозяина приличным пекинским произношением.

— Хорошо, хорошо, — закивал толстенький китаец. Но оказалось, что советские книги покупают в основном… работники компании «Шелл». Очень немногие индонезийцы знают английский язык.

По дороге в гостиницу мы узнали, что она единственная в городе и принадлежит компании. Ее длинные одноэтажные дома напоминают сельскохозяйственные фермы и предназначаются для шелловских работников, главным образом индонезийцев, приезжающих в Баликпапан в командировку.

Когда мы расположились в маленькой комнатке нашего временного пристанища, раздался стук в дверь.

— Кто там?

— Иринка.

На пороге стояла маленькая девчушка, беленькая, как русская березка.

— Откуда ты, Иринка, и что тут делаешь?

— Я из Домодедова!

Девочка приехала в гостиницу с папой, советским строителем-дорожником, чтобы пригласить нас в гости.

Жилища наших строителей были далеко не так шикарны, как виллы «Шелла». Но советских людей не смущало отсутствие комфорта, как и трудные условия работы в экваториальных джунглях.

Нас угостили воблой. В местных условиях это неоценимый деликатес. А потом, за чашкой чая, посыпались рассказы, шутки. Мы услышали про орангутанга, который регулярно каждый день выходил на трассу строительства, как бы проверяя сделанное, и был прозван прорабом, про обезьян, разобравших, по словам рассказчика (да простится ему), чуть ли не по винтику дизель-молот, про полутораметрового ящера, привезенного в коляске мотоцикла.

— И не растрясло беднягу?

— Не верите, да? Пойдемте, покажем. И мы со смехом и шутками спускаемся в ванную комнату, где действительно живет ящер длиной не менее полутора метров. Потом нам показали маленького гиббончика с серьезной мордочкой и бегающую на длинной цепочке мартышку Керу (кера — по-индонезийски обезьяна). Когда все диковинное было показано, перешли к деловым вопросам — строительству дороги.

Ребята с настоящим увлечением рассказывали о своей работе, об индонезийских друзьях, которым они старательно передают свои знания и опыт. О том, как сообща вместе с индонезийскими рабочими преодолевают все трудности. Но есть и недоброжелатели, старающиеся скомпрометировать строительство и советскую помощь.

— Подходит ко мне на днях один парень с нашего участка и спрашивает: «А это верно, что Россия для себя эту дорогу строит и поэтому вы так стараетесь?» Ну скажите, пожалуйста, кому такую ересь распространять понадобилось? — возмущается механик из-под Ростова.

Его все поддерживают, вспоминают другие случаи. Рассказывают о том, что целые лекции порой приходилось читать, отвечая на всякие вопросы.

— А язык-то плохо знаем. Мы слово по-индонезийски, они слово по-русски, а больше на пальцах. Ничего, договариваемся.