Жорж Блон - На суше и на море 1965

Он вернулся к Мичурину. Работал садовым рабочим, затем техником. И там его особенно увлекла еще не изученными возможностями вегетативная гибридизация — получение новых сортов путем «зеленой хирургии». Самодельный прививочный ножичек с черной ручкой, с которым не расставался великий садовод, стал для Зорина своего рода символом, тем «волшебным ножичком», которым можно делать чудеса. Годы, проведенные рядом со смелым ученым и великим тружеником, затем институт превратили Федора Михайловича в самостоятельного исследователя, знающего свою цель.

Прошедший год повел начало седьмому десятилетию жизни ученого и четвертому с того весеннего утра, когда он впервые пришел на горный склон, сбегающий к морю. С тех пор его можно найти там всегда.

Город засыпает. А в тишине полутемного сада Зорин, затаив дыхание, наблюдает таинственный «балет цветов» луноцвета, чтобы рассказать затем в книгах об этом удивительном явлении людям. На рассвете он идет «по следам солнца», появившимся на дорожках, глядит, «как травы распрямляют навстречу солнцу спины», слушает птиц, следит за пробуждением растений и множества живых существ, населяющих сад.

— Когда я нахожусь в саду, — говорит Федор Михайлович, — меня охватывает особое чувство — чувство жизни. Всем сознанием вслушиваюсь я, всматриваюсь и наблюдаю разнообразные проявления жизни, одновременно спокойной и бурной, простой и сложной, таинственной и ясной.

Он в душе поэт природы. И ее настойчивый испытатель. Наблюдения нужны для дела.

— В бесконечном мире живых существ, — продолжает он, — таятся неисчерпаемые резервы наших друзей, наших «недипломированных помощников». Для того чтобы уметь их находить и правильно использовать в своей работе, нужно любить и повседневно изучать природу, всегда при этом памятуя о том, что природа — строгая и ревнивая учительница, которая не открывает своих тайн случайному любителю.

За утром приходит день, наполненный большой целеустремленной работой. Ибо сад этот гораздо в большей степени арена борьбы, чем место лирических созерцаний. Борьбы с просчетами природы. Борьбы за право на сам поиск, который далеко не всегда и не сразу приводит к задуманному.

Тридцать лет назад придя в сад, молодой ученый прежде всего убедился: Мичурин прав, побережье, если говорить о культуре ценных субтропических растений, — неподнятая целина. Собственно, потому он и согласился поехать на Сочинскую опытную плодовую станцию, где ему было предложено возглавить селекционную работу.

Над выведением новых сортов цитрусовых работать не с чем, хотя в саду станции еще до него собрано довольно представительное общество: японские мандарины и итальянские лимоны, турецкие и испанские апельсины, американские грейпфруты и китайские кинканы. В их зябком обществе не было главного — хотя бы одного сорта, который мог похвастаться стойкостью к холодам при хорошем качестве плодов.

— Это естественно, — рассуждал ученый. — Тысячелетиями природа цитрусовых складывалась в условиях тропического климата, где свойство морозостойкости совсем не требуется растениям. Значит, надо или все же найти растение, которое сможет передать потомству выносливость к холодам, или воспитывать ее постепенно из поколения в поколение тщательным отбором. На это наверняка не хватит одной человеческой жизни.

Сделав такое малообнадеживающее заключение, Зорин принялся за работу.

Вместе со всеми я внимательно слушаю рассказ Федора Михайловича о поисках, которым отданы десятилетия.

Зорин не первый занялся «приручением» цитрусовых к холодам. Во многих странах выводят их новые сорта для бо-jjee северных районов, Это большая международная задача. И везде останавливаются у того же порога: где взять для новых сортов свойство холодостойкости?

Долгие поиски привели к дикому трехлистковому лимону из Северного Китая. Этот кустарник с растопыренными во все стороны длинными шипами используют для непроходимых живых изгородей, для прививки лимонов. Его и взяли американские и другие зарубежные селекционеры как главного партнера, носителя неприхотливости. Получили с его помощью много гибридов цитрусовых более стойких, чем имеющиеся. Но… плоды их, увы, были хуже. Передавая потомству стойкость к холодам, дикий лимон упрямо присоединял к ней и качество своих несъедобных плодов — мелких, сухих и горьких. Во всем мире поэтому еще не создано цитрусовых, которые соединяли бы в себе стойкость к холодам и хороший вкус плодов.

Множество вариантов о использованием дикого лимона в качестве одного из родителей испытал молодой селекционер, начиная работу. Все неизменно подтверждали результаты предшественников. Он начинает искать другое растение — носитель зимостойкости и в конце концов останавливается на японском мандарине уншиу. Вкусный, довольно урожайный, он после дикого лимона самый терпеливый к холодам ив всех цитрусовых, которые разводятся человеком. На него обращали внимание и другие селекционеры. И отказывались по одной причине. Уншиу — значит бессемянный. В самом деле, только восемь семян в среднем можно найти в его сочной, ароматной мякоти на каждую тысячу плодов. Зорин одним из первых в мире сумел преодолеть этот барьер, добился с помощью уншиу новых гибридов цитрусовых.

И остановился перед следующим барьером.

— Чтобы вывести новый сорт, — говорит Федор Михайлович, — селекционер создает гибриды, помеси сортов, стараясь сочетать в них положительные качества, разбросанные природой по разным сортам, например хороший вкус плодов одного сорта с урожайностью другого. Но одно — желание человека и другое — свойства растительного организма. В гибриде могут соединиться и отрицательные, вовсе не нужные человеку качества. Поэтому селекционер выращивает не одно, а множество гибридных растений, чтобы из них отобрать нужные.

И вот, вспоминает Зорин, на участке появились десять тысяч селекционных растений, полученных от скрещивания уншиу с разными цитрусовыми. Они равнялись зеленым строем перед своим командиром, словно ждали его команды. А командир стоял и молчал. Вот примерно о чем он думал.

Они похожи друг на друга, эти десять тысяч сеянцев, как солдаты в строю. Но в то же время каждый из них, как и каждый солдат, — неповторимый индивидуум. Где-то среди них живет, может быть, именно тот индивидуум, который нужен, который даст начало новому, ценному сорту. Узнать его можно будет только лет через семь — двенадцать, а то и все двадцать, когда появятся первые плоды.

— Кстати, у нас есть и такой сеянец лимона: двадцать восемь лет, а он не цветет и не плодоносит до сих пор — душу вынул. Мы его железным лимоном прозвали.