Жорж Блон - На суше и на море 1965

Архив третьего аэронавта, Френкеля, был коротким. Френкель оставил лишь метеорологический дневник за время с 14 июля по 3 октября 1897 года.

С большим интересом ждали проявления негативов. Это были широкоформатные пластинки с размером кадров 13х18 сантиметров. Эмульсия разбухла от долгого пребывания в сырости, и, по мнению многих, пластинки вряд ли можно было проявить. Все же нашелся специалист, который взялся за их обработку. Это был профессор Йон Херцберг.

Найдя в ящике неэкспонированные кассеты, Херцберг проявлял пластинки одну за другой, используя различные, наиболее сильные и контрастные проявители. Только подобрав нужный, он проявил заснятые кадры.

Как бы из небытия всплывали слабые, зачастую неясные контуры давно оборвавшихся событий. Из ста девяноста двух проявленных кадров только пятьдесят позволяли надеяться, что из них может что-нибудь получиться. Ретушировать подлинники Херцберг не решился. Вместо этого он перепечатал на пленку позитивы, опять сделал негативы, и уже с последними работал: усиливал, ретушировал, снова копировал. В конечном итоге двадцать негативов оказались настолько удачно обработанными, что полученные отпечатки почти не носили следов дефектов. И когда были опубликованы эти фотоснимки, то даже возникли подозрения в их фальсификации.

Что же рассказали находки? Что поведали людям дневники и фотоснимки?

Это было печальное повествование. Как это было известно и раньше, Андре преследовали неудачи с самого старта: развинтились и остались на земле гайдропы; чтобы не упасть в бухту, аэронавтам пришлось выбросить в первые же минуты полета девять мешков балласта. Это видели провожавшие. Вместе с весом потерянных гайдропов аэростат лишился пятисот тридцати килограммов груза.

В дневнике Стриндберга по этому поводу нашли такую запись: «Управление с помощью канатов стало невозможным». И дальше говорилось, что все же Андре отдал Френкелю распоряжение поднять паруса.

Вот как можно себе представить полет по дневникам Андре и Стриндберга. Шар благополучно перелетает хребет высотой шестьсот метров и снова парит над водой. Его еще видят с суши. Но вот шар, подхваченный ветром, резко поворачивает на восток и исчезает в облаках, навсегда потеряв из виду Шпицберген.

Туман. Шар снижается. На высоте пятьсот метров обнаруживается значительная утечка газа.

Сутки полета над водой и льдом, временами в тумане. В дневниках — подробности быта, вплоть до отправления естественных надобностей. Шар все больше теряет высоту. Иногда его ударяет об лед, «припечатывает», как пишут аэронавты. От толчков и ударов начинается морская болезнь. А может быть, сотрясение мозга? Ведь в дневниках написано, что Андре сильно ушиб голову.

Чтобы подняться надо льдом, приходится освободиться еще от части груза, в том числе от тех буев, которые в 1899 и 1900 годах были выловлены без записок.

12 июля температура воздуха быстро падает, и все ниже опускается шар. Аэронавты продолжают выбрасывать балласт. Туман белым саваном навалился на шар, окутал его, а изморозь осела на оболочке и смерзлась сплошной коркой, делая шар все тяжелее.

В ночь на 13 июля ветер стих совершенно. Более полусуток шар висел неподвижно в тумане. А когда снова подул ветер, туман стал рассеиваться и «Орел» понесло на восток. Но нижний конец шара уже сморщен: вышло много газа.

Обледенение оболочки усиливалось, и шар все ниже прижимался к ледовым полям.

В те времена явление обледенения при полетах было совершенно неизвестно, и его-то как раз Андре и не предвидел. Но удивительно, что фальсификатор дневника Андре некий А. В-ский в своем сочинении описывал и обледенение оболочки шара. Однако А. В-ский не знал, что именно это явление приведет экспедицию к трагическому концу.

Утром 14 июля, изнуренные шестьюдесятью пятью часами тяжких испытаний, сильно страдающие морской болезнью, аэронавты открыли клапаны, выпустили газ и в 7 часов 30 минут утра высадились на лед.

Здесь заканчивается воздушный путь экспедиции Андре. Стриндберг определяет координаты: 82°56′ северной широты и 29°52′ восточной долготы. Это примерно на равном расстоянии — триста пятьдесят, километров — от ближайшей суши, как от Шпицбергена, так и от Земли Франца-Иосифа.

Организуя экспедицию, Андре предусмотрел возможность того что ему придется искать убежища на ближайшей суше. У аэронавтов были лодки и трое саней. Кроме того, заблаговременно посланные еще до полета суда устроили два склада продовольствия: один — у мыса Флора в южной части архипелага Земля Франца-Иосифа, другой — на одном из Семи островов в северо-восточной части архипелага Шпицберген.

Теперь, отдыхая в течение недели на месте высадки, шведы прикидывали, куда им лучше двинуться. Решили, что нужно идти на юго-восток, к мысу Флора.

Отпустив тридцать два оставшихся голубя, Андре и его спутники 22 июля стали на лыжи и потащили трое тяжелых саней. На каждого приходилось более двухсот килограммов. Идти было нестерпимо трудно. Путь преграждали ропаки, озера и разводья. Самые маленькие ропаки превышали высоту человеческого роста.

В один из дней обошли четырнадцать больших озер среди льда. Проваливались в воду, брели по колено в снегу. На ночлегах сушили вещи. В день преодолевали пять — семь километров, иногда — всего один-два.

К 4 августа, за две недели, прошли семьдесят километров, всего пятую часть пути.

Да, так до зимы не успеешь! К тому нее, как выяснилось, льды дрейфовали на запад. Измученные аэронавты махнули рукой на Землю Франца-Иосифа и повернули к Семи островам.

Черствый хлеб подходил к концу. Мясные и овощные консервы приберегали на зимовку как неприкосновенный запас. Единственной пищей стало мясо и жир убитых медведей.

То ли от такой еды, то ли от простуды у Стриндберга начался понос. Френкель, поскользнувшись, вывихнул ногу и шел с трудом. 26 августа больной Френкель провалился в воду, и его с трудом вытащили. Начался понос и у Андре. Пришлось уменьшить вес саней до ста тридцати-ста тридцати пяти килограммов, выкинув все «лишнее».

К середине сентября желудки у путников налаживаются, но сильно дает себя знать истощение. Френкель уже не может тащить свои вещи из-за больной ноги, и его сани по очереди волокут товарищи.