Александр Карнишин - Всячина [СИ]

Пошел на волю.

По тому самому сумрачному длинному коридору с дверями влево-вправо.

…

Через три дня он пришел в новую администрацию, где с утра отстоял в медленной печальной очереди в один из кабинетов. Два часа стоял в очереди и смотрел на людей.

— Слушаю вас, — сказал в кабинете усталый скучный молодой человек.

— Понимаете, нас тут освободили.

— Слава Отчизне! — вскочил тот со стула.

— Слава, — тоже встал Виктор Васильевич.

— Так в чем ваши проблемы, товарищ? Какие у вас вопросы к новой власти?

— Понимаете, мне очень кушать хочется, — стесняясь и краснея щеками, трудно вымолвил Виктор Васильевич. — Просто очень хочется.

— Ну, так покушайте, товарищ. У нас теперь свобода. Режима никакого нет. Когда хочется, тогда и кушайте.

— Но, чтобы кушать, надо как-то купить еду…

— Совершенно верно! Купить! Невидимая рука рынка! Экономика должна быть экономной! Безграничная социалка — не наш путь!

— То есть, а на что, собственно, купить? — затравленно смотрел Виктор Васильевич. — На какие, то есть, деньги?

— Так вам не платят за работу? — удивился молодой человек и стал совсем не скучным.

— Выходит, что не платят.

— Это противозаконно. Если вы сделали общественно полезную работу, она должна быть оплачена в соответствии с объемом ее, занятым временем и степенью социальной значимости.

У Виктора Васильевича все было хуже. У него просто никто не брал его записи. Никто не приходил и не стучал в дверь, чтобы он сдал пачку листов. Никто не рассматривал, не правил, не выдавал в конце дня паек или даже кусок торта и пол банана. Ничего этого больше не было.

— А-а-а, — развеселился молодой человек. — Так вы привыкли, чтобы вас кормили? Как в тюрьме? Нет, уважаемый. Теперь все не так. Если вы делаете то, что покупают — у вас будет еда. А если у вас ничего не покупают…

— Ага, — грустно кивнул Виктор Васильевич.

— Что, вот прямо совсем ничего? — удивился молодой человек.

Он посидел, рассматривая Виктора Васильевича, как странный экспонат провинциального музея — будто и старое что-то, когда-то важное и значимое, а только зачем оно?

— Знаете что, — принял он решение. — Вот вам талончик на ужин в нашей столовой. Это в виде помощи обездоленным. Но это только на один раз. А потом уже сами зарабатывайте.

— А как? — слабо спросил Виктор Васильевич, сжимая в потной руке полученный талон.

— Ну, как-нибудь, знаете. Вон, чемоданы на вокзале подносите, что ли. Или еще можно в школу устроиться — у нас в школах от голода еще никто не умер. Или можно на службу записаться. У нас, кстати, соседний кабинет пустует.

— Но я же не умею ничего больше! Я — писатель.

— С писателями у нас проблема, это точно. Но вы все же не волнуйтесь, это все у нас временно. Наступит время, и ваши труды станут вновь востребованы, издательства выстроятся в очередь за вашими рукописями, а народ не колбасу и хлеб — книжки ваши потащит из магазинов! Подождите немного! Как-нибудь перебейтесь, что ли…

…

После сытного ужина тянуло поспать. Но тут раздался телефонный звонок:

— Василич! Привет! Ты там как сам себе, живой еще? Это, брат, хорошо весьма! А то я тут переезжаю, так ты запиши мой новый номер телефона!

— Переезжаешь?

— Новая квартира, Василич! Большая, с настоящим кабинетом и большим залом! Эх, я там развернусь!

— Это как же у тебя опять получилось?

— Писать надо, Василич! Каждый день писать! Вот и получится! Писать, как говорится, надо больше и лучше!

Черт побери…

Опять Васька весь в шоколаде. Что же за тему он такую поднял, что и тут не голодает? Опять, в этом, в тренде…

А завтра надо бы, пожалуй, сходить в школу. И то правда. Как-то ведь надо пережить эту полосу. Не может быть все время так плохо. Придут ведь и попросят. Сами попросят. Вот тогда и заживем. Эх, заживем!

Подвал — не лучшее место для встреч и переговоров. Отсутствие окон и дополнительных входов и выходов. Даже в простой квартире есть окна и есть балкон. А в старых — есть еще черный ход. В некоторых есть возможность подняться или спуститься по аварийной пожарной лестнице. А подвал — он и есть подвал. Никакой помощи тут не дождешься, если что.

— Постой лучше там, капитан! Я точно не знаю, как эта штука передается, так что ты лучше постой там, в уголке, — он не махнул правой рукой, в которой пистолет, а показал левой.

Пистолет, нацеленный точно в живот, даже не сдвинулся с линии прицела. Умелец, стрелок — видно сразу. Некоторые, если их разговорить, раззадорить, начинают обеими руками жестикулировать, тут бы его и брать. Этот же как будто на постоянном взводе. Не шагнешь, не тронешься с места.

— Садись там на стул, капитан. Да не дергай, не дергай. Я его к стене прибил. Специально, чтобы умники не пытались всякие свои специальные приемчики показывать. Ну, чего пришел? Переговорщик? Так давай, переговаривай, значит. Убеждай и так далее.

Из сидячего положения не рванешься вверх и в сторону. Или вперед и вниз, в колени. Стоя было бы даже лучше. Но тут не поспоришь. Сам сюда влез, сам теперь и вылезай, как сумеешь. И ждать легкую кавалерию в конце фильма не приходится. Это тебе не кино. Тут жизнь. Или смерть.

— Это у тебя девять миллиметров? — спокойно спросил капитан Воронин. — Надежная машинка. Только патронов в магазине маловато.

На такое некоторые могли бы задрать ствол кверху, показывая удлиненный спецмагазин. А этот даже не шелохнулся.

— Нормально. На тебя хватит. Даже с избытком.

— На меня — да. А потом? Все равно придется сдаваться. А не сдашься, так погибнешь. Не бывает преступлений без наказаний.

— Преступлений? Я, значит, преступник?

Он даже хохотнул. Так, напоказ, просто произнес:

— Ха-ха-ха.

— Какой-то мрачный смех у тебя, сержант.

— И не сержант… Я — в запасе. Давно.

Главное, что разговор пошел. Для переговорщика самым первым является: завязать разговор. Тогда можно понять мотивы. Можно попытаться как-то ослабить натянутые струны, перехватить управление, внушить безнадежность и бессмысленность… Лишь бы говорил. Время играет против него.

— Что, капитан, радуешься, что говорю с тобой? А я ведь не только говорил — я кричал. Писал во все инстанции. И что?

— Так тебя просто обидели? Не ответили?

— Какие обиды? На кого мне обижаться? Где теперь те люди? А на нелюдей обижаться бесполезно. Нелюдей надо отстреливать.

Похоже, какой-то параноидальный психоз. Мания преследования и еще куча всего вдобавок. Так все и бывает: находишь преступника, загоняешь в подвал, ловишь, тащишь в суд… А он — псих. Только лечить.

— Телефон свой достань, капитан.

— Мы же договорились! — возмутился Воронин. — Без оружия и без средств связи. Вот я так и пришел — а у тебя пистолет.