Александр Карнишин - Всячина [СИ]

А эти все говорят и говорят. Что жаль им девочку. Что глаза у нее умненькие. Что и на мордочку… Тьфу!

— Ну, так что?

— Придется ведь тогда две машины брать.

— Две машины — чепуха. Поедет ли она?

Алина как раз принесла кофе — они еще и кофе пили в конце всего после такого количества пива!

— Алина, — строго сказала женщина, так и не снявшая темных очков. — Девочка. Поедемте с нами. Думаю, мы сумеем устроить ваше будущее.

Алина, конечно, уехала с ними, бросив фартук с фирменным беджем на стол, как в американском кино, и даже не взяв расчет.

— Ты куда? — растерянно кричал вдогонку веселый и загорелый Вася-бармен.

— В столицу!

Потом действительно была столица.

Алина жила с этой женщиной и унылым, как настоящая дочка почти. Или, может, как племянница. А они были очень богаты, но уже пожилые, поэтому своих детей у них не было. По вечерам в гости заглядывали крепыши, которые и правда оказались братьями. Помогали всякими советами и своими знакомствами.

Алина поступила в хороший институт.

На пятом курсе получилось очень удачное замужество. Жених был из богатой семьи, которая просто купила молодым дом. Просто так, в подарок.

Красивый дом в три этажа и совсем недалеко от центра города. Еще у них было две машины, чтобы у каждого — своя. И еще приходящая уборщица, и кухарка. И садовник.

Были частые поездки за границу.

Только вот в свой поселок Алина больше никогда не приезжала. Даже проститься с матерью, когда та умерла. Потому что в это место нельзя было возвращаться. Так ей сразу сказали те, с кем тогда уехала. Они ей тогда много всякого разного сказали.

Дети.

То есть, не дети, а дочка. Одна любимая дочка, так похожая на Алину. Очень красивая и очень умная.

— Мама, ну почему ты не ходишь курить на балкон?

— А мне, может, холодно там! — вяло отругивалась Алина.

На самом деле, она не ходила на балкон, потому что бутылка оставалась на столе на кухне. Балкон же был старый, узкий, не благоустроенный по-нынешнему. Там висели растянутые веревки, на которые вешали сушиться постельное белье, закрывая стыдливо женские предметы. И четыре этажа до серого пыльного асфальта внизу. Прямо у подъезда росли две раскидистые пальмы с жесткими глянцево-зелеными листьями, гремящими на ветру. Справа за домом круто поднималась гора, по облакам над которой предсказывали погоду. А на кухне у Алины стояла полторашка вкусного сладкого красного вина.

Тут все пили вино. Водка, конечно, выгоднее по цене. Но вино можно не покупать, а менять как-то или просто договариваться на будущее. Типа в долг. Ведь у него, у вина, тоже есть срок. У этого, которое на розлив.

— Как же мне все это надоело! — кричала дочь, так похожая на нее. — Когда же ты уже сдохнешь, что ли! Алкоголичка! Ненавижу!

— Да, — тяжело кивала Алина. — Алкоголичка. И что? А что мне еще делать тут? Сезон, вон, только через месяц. Что мне пока делать?

— Да ты и в сезон-то…

— А что не так? Я все места обошла. Меня возьмут, вон, в «Подсолнухи» посудомойкой. Нормально. И подкормиться можно будет. И теперь я имею полное свое право выпить чуток винца.

— Напиться! И накуриться! Все же провоняло твоим табаком!

— Не ругайся, дочка, все будет хорошо… А если табаком воняет, так ты просто сама посиди со мной, да покури. Вот и не будет тебе вонять.

Алина пьяно смеялась и грозила дрожащим пальцем. Она уже была старой. Сорок пять — это вам не в столицах каких-нибудь.

— Да ты, да ты…, — задыхалась дочь.

— Все будет хорошо. И приедет к тебе из столицы красавец-мужчина. И увезет нафиг из нашего ссаного поселка. Думаешь, сказки? Вон, у меня же было — могла поехать. Запросто. Но ведь не поехала!

— А я все равно уеду, уеду, уеду! Дождусь, когда ты умрешь, и уеду!

Алина продолжала, как не слышала ничего:

— …Потому что мать у меня была. Квартира опять же. Работа какая-никакая. Все ведь было. И вот еще ты теперь у меня есть. Ты теперь просто дождись принца своего.

— Какого, нафиг, принца? О чем ты? У нас тут зимой за простые кроссовки удавят запросто. За деньги — сожгут!

— Да, это они могут. Легко. Но ведь как-то надо жить людям зимой?

Дочка садилась и плакала в бессильной злобе.

Алине становилось жаль ее, она прислонялась к дочкиному плечу и тоже плакала.

Конечно, никаких принцев в жизни не бывает. Конечно, никто никуда и никогда не уедет. Потому что есть вот у нее мать, есть квартира, есть работа какая-никакая. Да и вообще — кто же из курортного поселка уезжает? Это же вам не «севера»!

Алина как раз принесла кофе — они еще и кофе пили в конце всего после такого количества пива!

— Алина, — строго сказала женщина, так и не снявшая темных очков. — Девочка. Поедемте с нами. Думаю, мы сумеем устроить ваше будущее.

— Да, да, — уныло кивал тот, что и был унылым.

И при этом слегка улыбался. Как бы стеснялся предложения.

А крепыши просто смотрели нагло и смеялись в открытую. И вот главное, что тут смешного? Пришли, нашумели, наели тут на целую тысячу. И смеются еще.

— Вот ваш чек, — вежливо ответила Алина, поставив декоративный сундучок перед унылым — он выглядел старше всех. Вроде как главнее.

Приезжие переглянулись как-то, а потом попросили заказать им такси. Да, одну машину минут через пятнадцать.

И уехали.

А в сундучок положили сверх чека почти ровно пять процентов. Жлобы.

Бармен Вася спросил, чего они хотели. Удивлялся бровями и всем лицом — вот же скоты, чего надумали нашей девушке предлагать! Потом позвонил кому-то. Сказал, что друзья на трассе разберутся. Мы, сказал он, своих в обиду не даем.

А Алине отчего-то было горько, и она даже плакала. Но уже глухой ночью, чтобы мать не видела. Спрятала часы, которые Вася подарил — сказал, что «в компенсацию». И немного поплакала, зажав в зубах уголок пододеяльника.

Она никогда и никому не говорила, что унылый, выходя последним, прошептал ей, смотря в сторону:

— Бегите отсюда, девушка. Бегите на севера. Тут не жизнь.

Господи, да куда отсюда бежать?

Тут же рай!

— Ба! А ты войну помнишь?

Она вообще-то ему не бабушка, а прабабушка, но Димка называет ее просто — «ба». Бабушка всю его маленькую жизнь всегда была где-то рядом. Когда он ходил в детский сад, и его поднимали темным зимним утром с ревом и полным нежеланием двигаться, ба была рядом, и как-то быстро успокаивала его. По голове погладит, в мокрую от слез щеку поцелует, что-то расскажет смешным щекотным шепотом прямо в ухо о своих волшебных снах, потом покажет, как завязывать шнурки разными способами, затормошит всего. Он и не заметит, а уже у двери стоит, собранный полностью, одетый и с пластиковой лопаткой в руке.