Александр Карнишин - Фантастическая политика и экономика [Сборник рассказов; СИ]

— Да какое же неуважение, что вы?

— Праздник православный, а вы дома не сидите, а еще буддист. Колокольный звон, а вы шапку не сымаете. Нет, точно вижу, нарушаете… Он повернулся чуть в сторону, достал из кармана металлический свисток на цепочке и засвистел в него громко и пронзительно.

Буквально тут же из-за угла церковной ограды вывернула верхом пара самых натуральных, как в кино, казаков в лохматых шапках, с шашками у левой ноги, с карабинами, торчащими из-за плеча, с погонами на солдатского вида куртках.

— Что за свист? — еще издали крикнул один.

— Иудея, гля, поймали! — радостно закричал рыжий.

— Да не, не слушайте дурного. Вон, интеллигент буддистом называется, а сам чего-то у церкви в праздничный день шастает. Не иначе, атеист. Только вот доказать не могу. А жаль.

— Не можешь, значит? Да, жаль…, — они подъехали вплотную и уже умело отделили меня от толпы, подталкивая то корпусом лошади, то пиная ногой, вынутой из стремени.

— Так, говоришь, буддист ты у нас, интеллигент? — наклонился один из них ко мне.

— Ну, да… Вроде того…

— Так буддист или все же — вроде того? — с другой стороны уже и второй смотрел требовательно в глаза.

— Буддист!

— И что ты нам скажешь, буддист? Скажи, что есть жизнь?

— Жизнь — это страдание, — радостно выдохнул я заученное еще на втором курсе университета.

— Вот именно. Страдание. Спасибо, православные, дальше мы с ним уже сами, — кивнул сверху один из казаков, разматывая, расправляя нагайку. — Ну, буддист, пять горячих тебе.

— За что? — только и прохрипел я, ничего не понимая.

— Не за что, а потому что жизнь твоя — страдание. И еще, потому что буддизм у нас вера не правая, а всего лишь примкнувшая. И мнится мне — временно примкнувшая… В общем, начнем с пяти, а там — как пойдет. Куда шел-то?

— Да, в библиотеку я… В историческую.

— Это вон туда? — он что-то прикинул в уме. — Точно — пятерик.

Меньше не сумеешь. А вот больше… Сейчас и проверим, каков твой Будда. Добежишь до двери, цапнешь ручку — свободен. А пока…

— Р-р-раз! — крикнул первый. Боль удара ожгла, как от пули.

— Два, — спокойно сказал второй, но боль от его удара была не меньше, чуть не сломав по ощущениям мою спину. — Беги, дурилка, беги. Мы же не шутим. И радуйся, что не атеист. И я побежал, а за мной легкой рысью скакали два казака и время от времени хлестали длинными витыми нагайками по плечам, по спине, по голове, прикрытой шерстяной шапкой-петушком и капюшоном куртки. А за спиной двенадцать человек в обыденном, но без шапок, выстроившись поперек улицы, двинулись дальше, всматриваясь в проходные и заглядывая в темные подъезды.

— Вот так они и стояли на этой площади. С этой вот стороны были те, кого потом назвали защитниками. Их, нас то есть, там человек двадцать было всего, что ли. С охотничьими ружьями некоторые, с пистолетами. Патронташами еще отдельные перепоясались, перевязались так крест-накрест, как на картинках в учебниках. Транспаранты сзади, флаги чуть не у каждого. Повязки на руке — мол, чтобы не перепутать с врагами, если бой.

— А враги?

— А враги по другой стороне площади выстроились. Ну, то есть, как сказать — враги. Враг — это тот, кто против твоей идеи, против всей твоей жизни. А тут просто солдаты были. На танках. Вот послали их сюда порядок наводить. Они и приехали. Новые такие танки были, знаешь. Пушки двухсот пятидесяти — голову туда можно засунуть. Башни пулеметами утыканы во все стороны. Броня многослойная, да еще активная, а поверх керамика какая-то, как у космических кораблей.

Фиг ты такого монстра возьмешь даже из противотанкового орудия.

Площадь-то вон какая большая. Вот, штук сорок таких танков и пришло.

И все, значит, в этих защитников целятся.

— А как же с ними воевать?

— А никак. С пистолетом на танк — это смешно просто. Это даже не бесполезно, да. Просто смешно.

— Так что, танки же сильнее? Они и победили, получается? … Это очень страшно, когда видишь дуло огромной пушки, направленной на тебя. В такую вот дуру голова, пожалуй, свободно пройдет. Один такой танк мог бы всю историю повернуть, оказавшись где-нибудь в прошлом, в гигантской сшибке огромных империй. А тут — какие-то человек двадцать. Штатских. Даже формы не было никакой и не было никаких бронежилетов. Баррикады какие-нибудь построить тоже не успели. Просто надо было в тысячу раз больше народа, чтобы настоящие баррикады на той площади выстроить. Да и опять же — против таких танков баррикады все равно не помогли бы. Среди этих, в штатском, один был известный кинорежиссер. Он все бормотал, что такие кадры пропадают. Эх, так взял бы камеру и снимал — нет же, с ружьем стоял, весь в патронах. Димка — тот в армии служил, в отличие от многих. Он с оружием хорошо разбирался, еще и других учил. А когда танки увидел, сразу понял, что — все. Ну, невозможно с такой техникой пистолетами. Даже если бы успели бутылки наделать с горючкой — все равно бесполезно.

Эти звери ни огня не боятся, ни ядерного взрыва. Вот если бы каждому из двадцати дать по гранатомету — тогда, может, один бы и повредили.

Но не сорок танков, грохочущих дизелями и выпускающими длинные струи сизого дыма. Все еще суетились, укладывались за жестяными урнами, целились, поплевав на ладони на охотничье счастье, а Димка уже знал, что совсем бесполезно все это. Он посмотрел назад, пожалел все то, что там было, пожалел еще и себя, совсем ведь молодого, и шагнул вперед. У него был простой травматик. Вот он шел и на каждый шаг стрелял в танк. Шаг — выстрел. Шаг — выстрел. Он очень хотел успеть потратить все патроны. Успел только раз перезарядить. И тут его срезал пулемет. Тогда встал и пошел вперед Профессор. Он правда был самый настоящий профессор и доктор каких-то наук. Выглядел, как профессор в кино, и говорил так же. У него ничего не было, когда он пришел.

Кто-то выделил ему старенькую вертикалку и дал пяток патронов.

Охотники — они все пришли с двумя стволами, как минимум. Вот Профессор просто от пояса дал дуплетом, чуть не упал от отдачи, потом остановился и долго выковыривал гильзы. Перезарядил, и опять пошел вперед. Когда дошел до тела Димки, опять выпалил. И лег тут же, там ведь пулеметы крупнокалиберные — одного попадания вполне хватает. Только не понятно было, а чего же не давят? Чего не стреляют по остальным? Чего не наступают? Паузы практически не было. Никто же не договаривался ни о чем.

Просто Десантура двинул вперед, скинув рубашку и сверкая голубыми полосками тельняшки. Мы там никого почти по имени не успели узнать.

Да, просто не успели. Вот, Димка, еще был с нами Виктор Степанович — пенсионер, еще Сашка, который с самой окраины добрался. Еще смеялся, что еле успел к самому интересному… А некоторых вот так звали — Профессором, Десантурой… У него, у Десантуры, откуда-то был милицейский автомат. Короткий такой. Не калаш, нет, а из новых, черный такой, маленький. Так он просто от пуза, не целясь, весь магазин одной очередью выдал. И лег, даже не доходя до первых. И тогда Виктор Степанович сказал, что нефиг тут молодым гибнуть.