Александр Карнишин - Фантастическая политика и экономика [Сборник рассказов; СИ]

— Чего это? — спросил крупный парень в черной кожанке и в черной же бандане, усеянной белыми черепами, у стоящего в оцеплении полицейского. — Это кто такие вообще?

— Удмурты сегодня, — лениво ответил тот, еле шевеля губами. — Заманали уже своими маршами. Все ходят и ходят… А нам, блин, стоять!

— А чего они тут? Ехали бы тогда в свою Удмуртию!

— Вот тут вы не правы, товарищ. Абсолютно не правы, — вмешался в разговор полный интеллигент в очках и обязательной шляпе. — Национальные марши — они не только для поднятия национального самосознания, но и для защиты прав указанной нации. В Удмуртии, однако, удмуртов никто не притесняет и даже не думает о том. А вот в Москве — вполне могут. Хотя они вроде как русские совсем уже, но все же… Потому они тут и маршируют. Тут, где этих удмуртов — меньшинство. Понимаете? Вот вы на русский марш ходили, вижу?

— Ну, ходил, — кивнул «прибанданеный». — А нельзя, что ли?

Официально было разрешено…

— Да нет, я не о запрете или разрешении. Я о самом смысле марша.

Вот идет в центре России по русскому городу толпа русских же людей и кричат, что им, русским, в России нужна защита. Ну, понимаете, да?

Для национального осознания — оно вроде как нормально. Это сплачивает, это создает связи между людьми. А вот в качестве меры по защите русских… Ну, не тут, не тут. Этот марш вам надо было проводить в Риге, в Вильнюсе, в Варшаве, в Пекине, наконец. Там, где русских мало, где они как раз требуют внимания и защиты. Понимаете меня? А тут, где вас и так — куда ни плюнь…

— Я те плюну, — предупреждающе сказал парень.

— Цыц, — вмешался спокойно и лениво полицейский. — Вот будет русский марш — там и ругайтесь. Сегодня — удмуртский. В следующий выходной, согласно графика — коми пойдут. Их объединили. Их там две группы. Потом, значит, сводная группа от народов Дагестана… А русские уже прошли. Им теперь — только через полгода. Тогда и лайтесь. А лучше, правда уж, в Ригу какую-нибудь. А то ведь замотали своими маршами — все выходные работаем!

На самом деле «Титаник» не затонул. Он успел спуститься еще южнее, дрейфовал несколько дней, выплевывая в стороны откачанную мотопомпами воду, пока не уткнулся носом в небольшой островок, не отмеченный ни на одной карте. Климат там был не очень, чтобы очень. Вот и айсберги кружили вокруг, навевая иногда мороз и дождь со снегом. Склады огромного теплохода, поставленные под охрану вооруженных револьверами матросов, скоро оказались захваченными наиболее активными и ничего не боящимися слоями нового населения бывшего необитаемого острова. Сопротивляющихся новому перестреляли те же самые матросы. Из выданных им прошлой властью револьверов. А тех, кто просто не поддержал новую власть и введенную тогда же строгую карточную систему, посадили на быстро сколоченные из судовой мебели плоты и отправили по течению, огибающему остров. Мол, убивать вас мы не убиваем, но и позволить есть нашу еду не можем. Авось, ваш бог вам поможет. Паек же получали только те, кто сразу признал новую власть.

Признал и активно участвовал в ее укреплении. Первые годы были самые трудные. Паек все время уменьшался. Дела никакого не было. За банку тушенки разворачивались настоящие боевые действия. Наконец, к власти пришла наиболее радикальная группировка, не боящаяся никого и ничего. Первым ее шагом было открытие складов для народа. Идите и берите, что хотите — все ваше! Однако, взять было нечего. Среди пустых полок бродили тенями голодные островитяне, перешептываясь:

— Все взяли до нас! Опоздали мы! Раньше надо было брать власть! Но потом, когда от голода начали умирать прямо на берегу, кто-то первый сказал, что мясо — оно, как ни смотри, все же мясо и есть. Его тут же публично расстреляли, после чего погрузили в котел, сварили, и островитяне получили, наконец, корм, спасший всех от голодной смерти. Власти рассчитали точно, какова продолжительность жизни человека, сколько детей может родить женщина, сколько корма (это называлось просто — «корм») надо каждому, чтобы прожить, и чтобы делать что-то полезное. Все, кто казался не нужным или просто выражали даже не протест, а сомнение в правильности избранного курса, заносились в длинные списки, которые регулярно обновлялись. По этим спискам матросы отбирали необходимое количество и расстреливали. Всем остальным поэтому корма хватало. А полезное дело, сплотившее народ, быстро нашлось.

— Вы понимаете, — спрашивали, глядя в глаза островитянам, представители власти, — что сделают, когда найдут нас? Вот подумайте: вдруг приходят корабли. Сходят на берег спасатели: матросы и ученые. Заглядывают в ваши котлы… А там? Вот, то-то!

Теперь-то вот такое уж положение у нас сложное вышло, что все вокруг — враги. И у них у всех, кто вокруг, будет только одно желание: убить вас, всех, кто здесь.

— Но мы же не виноваты, — пытались протестовать отдельные непонятливые. — Это же все вы! Вы! И голод опять же…

— Что значит — мы? Что вы всегда с больной головы на здоровую?

Мы, между прочим, спасли вас от голода. Мы, что бы там ни клеветали, накормили вас. А теперь мы обороним вас и спасем от тех, кто вокруг! И все взрослое население стало теперь работать на оборону острова. Строились многокилометровые баррикады вдоль всего берега. Прямо из того металла, из которого был создан «Титаник». Минировались пляжи. А недовольными, как обычно, кормили исполнительных. Но время шло. Те, первые, самые активные, постарели и умерли.

Дети и внуки уже не понимали — а что, собственно, такого? Корм — он и есть корм. И когда пришли корабли к неотмеченному на карте острову, то жители его спокойно вышли встречать моряков, ученых, туристов… А те… Они ужасались. Они везли островитянам еду, чтобы отучить от страшного. Они открыли свои школы, чтобы учить морали. Они изучали местную жизнь и качали головами… Прошло еще немного времени. И уже правнуки тех, первых, кто имел билеты на «Титаник», уплетая жареную картошку со свининой, запивая ее вином, поглощая на десерт ананасы и киви, сыто рыгая перед вечерним телевизором, переговаривались между собой:

— Нет, неплохо это все, неплохо… Вон, и песок наш белый пригодился, продавать можно… Но все же — тс-с-с — говорили тут мне — тс-с-с — что при прежней-то власти порядка было гораздо больше, а вот то самое мясо было не в пример слаще… Только — тс-с-с! Мы же — за порядок. Не за мясо же, в самом деле! Все-таки они были уже окультурены, и вслух признаваться в каннибализме им не хотелось. Не культурно как-то. Хотя…

— Но ведь с тем-то мясом мы выжили, остров поднялся из дикости, и нас, что самое главное, все боялись!

— Здравствуйте! Поздравляю вас с прибытием на свободную землю! Чиновник в мундире улыбался душевно, как будто встретил дальнего родственника. Не зубы наружу, не напоказ, а именно — от души, с огоньками в глазах, с добротой в ямочках на щеках. Иван тоже разулыбался. Ему было приятно такое внимание.