Нэнси Кресс - Нексус Эрдманна (сборник)

Эллисон поджала дрожащую губу.

— Может у них и получится вырастить ее нормальным человеком. Может она даже закончит учебу… Как хорошо бы было, если б она это делала здесь.

Кэмбел прикрыл глаза.

— Хочешь попробовать?

Супруга некоторое время молчала, раздумывая, и, наконец, отрицательно покачала головой.

— Это проклятие, которого мы не знали! Если она ничего не хочет от

нас, тогда я ничего не хочу от нее! — и Эллисон снова прижалась к нему. — Это не то, Пол. Ты же понимаешь, что это не то! Я хочу мою маленькую девочку! Я хочу обнять мою маленькую Эми! О, я все бы отдала, чтобы снова обнять ее! Разве ты не хочешь того же, Пол?!

Да, Кэмбел уже принял решение. Сложившаяся ситуация действительно была не справедлива по отношению к Эллисон, которая никогда не была сильна духом. Психика жены была сильно подорвана, но ей больше не придется быть сломанной этой злобной незнакомкой, которая появилась в их семье в прошлом году. Эллисон тоже имеет право на счастливую жизнь.

Супруга продолжала рыдать на его груди, но теперь уже тише. Кэмбел вновь почувствовал себя сильным и уверенным. Он мог сделать хорошо для жены, для себя, и он сказал:

— Осталось еще три эмбриона, Эллисон… Три из шести. Три замороженных пузырька в "Клинике изобилия". Три таких же, от того самого оплодотворения, запасенные как стандартная процедура против неудачи в будущем или любой другой потребности. Еще три

версии того самого эмбриона — процедура принудительного разделения перед первым внедрением. Стандартная процедура по всей стране.

— Я выгоню ее сегодня же вечером, — сказал он Эллисон, — А утром

позвоню в клинику.

Охотник за утками шлепал вброд через топи, глубоко дыша сладким воздухом рассвета, смешанным с запахами влажного гниения. Каждое движение высоких сапог сопровождалось сосущим звуком болотной жижи и тихим бульканьем. Конспиративным шепотом шелестела осока. Собака рядом махала хвостом, словно стрекоза.

"Легче, девочка, нам здесь быть не полагается", улыбаясь сказал охотник. "Ищи уток!"

Резко взлетела стая диких уток, до сих пор таившихся. Охотник вскинул ружье, выстрелил раз, второй. Упала птица и собака рванулась за ней.

Охотник, улыбаясь, ждал. Лучшая его собака. Никогда не промахивается. Красавица.

"Эй, девочка, что ты там достала, давай-ка поглядим, красотка..." Жена жалуется, что с собакой он разговаривает с большей нежностью, чем с ней. Собака бросила утку к его ногам. Охотник наклонился подобрать ее из мелкой воды, и тут мимо проплыла змея.

Не змея. Зеленая и длинная, но с плавниками. И три глаза. Три. Не колеблясь, охотник схватил тварь сразу за головой так, как обычно хватают змею-медянку, если вообще ее надо хватать, и вытащил из воды. На брюхе четыре короткие лапки.

И тварь продолжала смотреть на него двумя боковыми глазами, а третий уставился вверх в пустое серое небо. Она не билась и не пыталась укусить. Просто смотрела — спокойно и с интересом.

Собака загавкала, привлекая внимание к своей утке. Охотник ее игнорировал. Он продолжал смотреть на тварь, так безмятежно глядевшую в ответ. "Что?.. что ты такое?"

Потом он увидел обуглившийся корабль, наполовину погруженный в ил и воду.

x x x

Лиза никак не могла привыкнуть к охране. Служба безопасности, да, в Кентоне всегда такая была, хотя и не потому, что здесь ожидали каких-то хлопот. Мемориальный болотный заповедник и исследовательский фонд им. Джона К. Кентона в северной части штата Нью-Йорк, в общем, не был очагом жаркой активности. До настоящего времени величайшим волнением в Кентоне была борьба за сдерживание Luthrum salicaria, пурпурного вербенника, от вытеснения местных кормовых растение водоплавающей птицы.

Тем не менее, как во всех исследовательских лабораториях, в Кентоне имелось дорогое оборудование и никто не желал, чтобы его украли, поэтому здесь всегда был хотя бы один охранник, но редко один и тот же задерживался надолго, потому что служба ужасно скучная. Но сейчас здесь армия, солдаты, двое перед дверью, двое за ней и бог знает сколько в патрулях вокруг не огороженного периметра болот. Никто из них не знал, что они охраняют, хотя Лизе казалось, что если у них имеется хоть какой-нибудь разум, то все что угодно можно найти в напряженной, крепко давящей атмосфере, пропитавшей Кентон наподобие поблескивающего тумана.

"Документы, пожалуйста", сказал солдат и Лиза подала свой новенький правительственный пропуск. Солдат провел им в слоте компьютера и вернул назад. Потом он улыбнулся: "Окей, Лиза Съюзан Джексон. Вы уверены, что возраст позволяет вам находиться здесь?"

Ты выглядишь не старше меня, хотела огрызнуться в ответ Лиза, но не стала. Она уже поняла, что единственное, что срабатывает, это молчаливое презрение, да и то не всегда. Не было никакого смысла объяснять, что она студентка-выпускница в области пресноводных экосистем, что ее выбрали из трех сотен других претендентов для этого престижного и необычно хорошо профинансированного проекта, и что она сделала значительный вклад в текущую работу Кентона. Она была маленькой светловолосой женщиной, выглядевшей лет на четырнадцать и поэтому даже этот кретин в камуфляже чувствует, что имеет право на патронаж.

Она с ледяным спокойствием прошла мимо и вошла в главную лабораторию. Еще рано, но Пол и Стефани уже здесь, а в окно она увидела Хала, отплывающего с дока на плоскодонке в компании с еще одним визитером. Сотрудники вечно пытаются прийти раньше приезжих ученых и разных типов из Вашингтона, даже если это означает появляться в Кентоне в четыре утра. Но Лиза так не может, не с Карло.

"Лиза, пришли результаты последних тестов", сказал доктор Пол Ламбет, ведущий ученый Кентона. Все ученые относились к ней весьма внимательно, держа ее полностью информированной, хотя она всего лишь интерн. И хотя проект сейчас сильно засекречен. Доктор Стефани Хансен настояла, чтобы Лиза осталась даже после того, как Министерство обороны поставило под вопрос присутствие всего лишь студентки в подобной беспрецедентной ситуации. Хал то есть, доктор Харольд Шеффер — боролся за то, чтобы Лиза получила необходимый допуск, хотя из-за Данило это было, наверное, нелегко. Ничего, что она не виделась с Данило больше года, или что членство в "Гринпис" не совсем равносильно членству в организации "Китай — первый!", или у нео-наци. МО не славится терпимостью к экстремистским организациям даже и ненасильственным.

Конечно, Лиза сознавала, что Стефани и Хал думали в основном о защите своей программы интернов, чем специально о ней. Лиза все равно благодарна. Она просто желала, чтобы благодарность не заставляла ее чувствовать себя так скованно.