Танит Ли - Серебряный любовник (сборник)

Рассердившись, я подумала, что даже если это и был сон, то все же Колум справился с задачей. Ведь пообещала же королева ему сто лет жизни, а записал прадед это юношеским почерком, и пообещала легкую кончину — так все и случилось.

А потом уже мне приснился сон, в котором я сама встретилась с Колумом в Ирландии, в том каменном доме, и он поведал мне о том, чего не было в рукописи.

Когда волшебная красавица замолчала, вслед за огнями растворился и замок, а вместе с ним исчезли и его обитатели, как люди, так и прочие существа, и Колум оказался среди диких холмов, простиравшихся сразу за утесом. Луна сбросила свою вуаль и явилась круглой и бледной, словно монета.

От леса, древних дубов и терновника, отделились три бегущие фигуры, впереди них неслись их тени.

Колум сперва подумал, что это три собаки, потом решил, что это волки. Или огромные кошки. Потом увидел, что на самом деле это были три черные лисицы, черные как ночь, с белыми отметинами на хвостах и глазами, горящими словно сера.

В панике он ударил по струнам арфы, они издали надсадный звук, точь-в-точь похожий на крик лисицы морозной осенней ночью, от которого кровь стынет в жилах и волосы встают дыбом.

Колум был один. Фея покинула его. В случае самой сильной нужды именно так и случается.

Ему пришло в голову, что все же король решил наказать его за дерзкую песню, послав сюда. И даже сама Златоволосая была весьма довольна, отослав его. К тому же нечто черное, очень пушистое, все приближалось и приближалось, завывая подобно самому дьяволу. Руки Колума совершенно одеревенели, а горло пересохло и не могло издать ни звука.

— Но страх заставил меня очнуться, — продолжал Колум, пока мы пили виски в доме. — Так мне кажется. Нельзя было продолжать стоять вот так, застыв в мистическом ужасе. Сон это или явь — я решил броситься в него, будто в омут, с головой.

— Ну конечно, — улыбнулась я. — Она же дала тебе сто лет.

— Говорю тебе, я не был ни арфистом, ни поэтом. Небесная дева решила, что я им был, но она не на того напала, просто ошиблась, вот в чем дело. А потому, думаю, они дали мне возможность очнуться и наградили за все то, что я пережил. Но вот ты, — кивнул он в мою сторону, — теперь ты обладаешь этим даром.

— Каким даром? — не поняла я.

— Разве ты не играешь и не поешь немного? — грустно спросил он.

Усмехнувшись, я съязвила:

— Небесная дева — фея поэтов и бардов, которые обязательно являются мужчинами. К тому же все герои — тоже мужчины.

— Еще есть Мэв, — произнес мой прадед, — которая разъезжает в колеснице. И монахиня Каир, подобно ангелу поющая на своем острове.

В моем сне сорока опять прилетела на крышу.

— Брось это! Брось это! — трещала она.

Итак, я проснулась.

Квартира моя находится на Бранч-роуд, в десяти минутах ходьбы от последней станции метро «Расселл Парк».

Четыре дня в неделю я работаю в Лондоне. Работа моя скучна и заключается в перекладывании бумажек, звонках и приготовлении кофе боссу. Зато платят достаточно, поэтому я могу снимать квартирку, и свободна я с вечера четверга до утра понедельника. В эти дни я иногда хожу играть в клубы и пабы — я имею в виду — играть музыку. Хоть я несу не арфу, а гитару, сияющую коричневыми боками, словно только что испеченная булочка. В подобных случаях я использую псевдоним Нив.

Жизнь моя весьма любопытна. У меня такое чувство, что она вроде остановки. Или моста. Как будто однажды все переменится. Но мне уже тридцать девять, и ничего не произошло, так что, может, никогда и не произойдет.

Был вечер четверга. Я ехала домой, глубоко под землей, в катакомбах метрополитена, спрутом опутывающего все под городом и даже половину предместий.

Рядом стояла моя сумка, набитая всякой бакалейной всячиной. Я просматривала бумаги и размышляла на тему того, как мир спешит пойти ко всем чертям. Так было испокон веков, с самого начала. Свет мигнул, как порой бывает, и поезд остановился в туннеле, что тоже случается. Ну да, почему бы и нет? До конца ветки оставалось пять остановок, и в поезде находилось совсем немного народу. Приезжие туристы не обратили на это никакого внимания, привыкнув к подобному в нью-йоркской подземке и парижском метро, но мы, местные, тревожно оглядывались по сторонам, ибо нам свойственна недоверчивость.

Через мгновение поезд с железным лязгом двинулся вновь. Между сиденьями, пошатываясь, шла пожилая женщина; уселась рядом со мной. Я решила, что она пьяна: от нее пахло спиртным. Тут я даже почувствовала некоторую симпатию к ней: в моей сумке вместе с хлебом, сыром и фруктами лежала зеленая бутылочка джина. Но когда дама повернулась ко мне и заговорила, дыша мне в лицо винными парами, я сильно пожалела, что она оказалась рядом, пьяная и в непосредственной близости от меня, выбрав меня своей жертвой.

— Ну да, мерзкие черви.

Улыбнувшись, я отвернулась.

Старушка настойчиво вцепилась в мою руку.

— Я говорю, поезда. Как черви, как змеи, ползущие во чреве земли. Смотри-ка, на полу бумажка. — Наклонившись, она подняла ее. Это оказалась обертка от шоколадки. Дама задумчиво глядела на бумажку. — «Марс», — дохнула она перегаром.

Признаюсь, я тоже не раз думала о том, что присвоить шоколадке имя бога войны или название планеты — это как-то так… Чудный аромат поднялся было из обертки, но без остатка растворился в запахе алкоголя, окутывающем пожилую даму, да теперь и меня тоже. Прочие пассажиры, конечно же, углубились в книги, газеты или размышления и не собирались обращать внимания на пожилую особу. Это была моя проблема.

На секунду я задумалась: откуда, собственно, она взялась? Была ли она в вагоне все это время и просто встала и пошла, пошатываясь, ко мне, повинуясь минутному капризу? Ее речь лилась музыкальными переливами зеленых земель, а моя — нет, ведь я всего лишь житель Лондона с ирландскими корнями.

Старушка продолжала:

— Что там такое, в твоей сумке? Что-то полезное? Конечно, выглядит просто чудесно. Розовое яблочко да бутылочка зеленого стекла. Слушай, мы же потом отправимся на танцы!

Мы?

Я читала один и тот же абзац снова и снова. А старушка продолжала монолог. Говорила и про меня, и про бутылку, и про поезд, что он будто бы змея, и о том, что скоро мы будем дома, совсем скоро.

Я сошла с поезда на остановке «Расселл Парк», и она, шатаясь, сошла вместе со мной, ухватив меня за свободную руку, дабы удержаться на ногах. Я уже подумывала, не позвонить ли в полицию с мобильника. Может, стоит удрать? Может, толкнуть старушку, закричать на нее или позвать на помощь? Нет. Никто не обратит внимания. К тому же, хоть и нетрезвая, она пожилая женщина, весьма прилично одетая в добротное, чистое длинное пальто и поношенные кожаные ботинки. И ее седые волосы были чудо как хороши: густые и по пояс длиной. Не удивительно, что эта красота была спутана или кое-как заколота: вероятно, даме приходилось каждый день немало времени уделять такой гриве, хотя очевидно, что ей есть чем заняться помимо этого.