Сергей Герасимов - Часть той силы

Животное прекратило есть и бросило скелетик на пол. Здесь же валялись обрывки одежды. Ложкин вспомнил, что не один раз видел подобные клочки тряпок в разных концах дома. Сколько же их было съедено, этих гномиков? Сотня? Тысяча?

– Хорошая, хорошая, – мягко сказал Ложкин и приблизился к обезьяне. – Можно я посмотрю, что у тебя там, наверху? Честное слово, я не потревожу твоих будущих деток. Мне нужно узнать всего лишь одну вещь: куда делась такая голова на столике, голова, которая умела разговаривать? Почему столик теперь пустой? Ты ее не трогала? Ты хорошая, хорошая, не рычи, пожалуйста. Если тебе нужно мяса или бананов, я принесу сколько угодно.

Он поставил стул и стал на него. Теперь ему хорошо было видно гнездо обезьяны. В гнезде лежало шесть яиц. У стены – целая горка мелких костей, плюс несколько хорошо сохранившихся скелетиков. Здесь же – обглоданная мертвая голова Собеседника. Скорее череп, чем голова.

Голова была основательно обгрызена, причем уже давно. Оставшиеся кое-где клочки кожи казались высохшими. Только вчера Ложкин прикатил тележку с Собеседником в эту комнату. Похоже, что именно вчера обезьяна его, как бы это сказать…

У Ложкина заныло под сердцем. Это была на сто процентов его собственная вина. Собеседник ведь просил не оставлять его наедине с обезьяной. Нужно было обратить на это внимание. Боже мой, он же был совсем как человек. Он был совсем живой. Имел характер и собственное мнение. Уважал Юнга. Не говоря уже о том, что еще тысячу раз он мог бы пригодиться. Но как же это случилось? Как же я не досмотрел?

Бедная голова так и не увидела тех великих дел, которые надеялась увидеть. А ведь вчера вечером, когда они расставались, Собеседник был в хорошем настроении, он даже пошутил… Что же он такого сказал?

Из-за невозможности вспомнить эти последние слова Ложкину стало совсем тоскливо. Но что же это такое? – подумал он. – Как же это может быть? Я ведь не хотел ничего плохого. Я хотел, чтобы все было хорошо. Но, собственно, все этого и хотят, а живется всем плохо. Почему? Кто мы такие, люди? Часть той силы, которая вечно стремится к благу, а творит лишь зло?

Но нельзя было выпускать ситуацию из-под контроля. От обезьяны нужно избавиться, это однозначно. Она продолжает расти, и неизвестно, до какого размера собирается вырасти. Уже сейчас она смертельно опасна. Так же, как она загрызла Собеседника, она в один прекрасный день или ночь может загрызть и меня, – думал Ложкин. – Но как ее убить? Допустим, застрелить? Но глиняные существа очень сильны и живучи. Скорее всего, потому, что в их организме четырехвалентный кремний играет роль углерода, глина – это ведь силикат, насколько я помню. Значит, их организм может быть вдесятеро прочнее, чем наш. Или в сто раз прочнее? А еще после того, как обезьяна слопала столько лекарственных таблеток.

Возможно, Защитник сумеет с нею справиться, хотя это будет трудной задачей даже для него. Но это не главная проблема сейчас, – думал Ложкин, – в моем доме человеческий череп, что с ним делать? Если кто-то об этом узнает, я ведь не смогу объяснить, что никого не убивал. Стоп.

А ведь на самом-то деле, это я убил его, – подумал Ложкин, – что с того, что формально он не был человеком? Я негодяй, проклятый негодяй, который думает лишь о себе и готов пойти по трупам ради собственных гадких целей. Не так ли поступал дед, когда был жив? Подземелье лепит из меня второго деда? Ну, нет, так просто оно не справится со мной!

Он дотянулся шваброй и столкнул череп со шкафа. Череп громко ударился о пол. Обезьяна завизжала, но быстро успокоилась, снова влезла в гнездо и принялась высиживать яйца.

Зазвонил телефон, Ложкин подошел к нему и поднял трубку, не сводя глаз с черепа.

– Алло?

– Алло, это господин Андрей Ложкин? – спросил мужской голос.

– Да, а в чем, собственно дело?

– Я о вашей пациентке, которой вы прописали необычные пилюли.

– Что нею? – спросил Ложкин упавшим голосом. – Она умерла?

– Напротив, ей гораздо лучше. Через десять минут после приема лекарства прекратились боли, через два часа она смогла встать. У нее появился аппетит, и она поела. Вчера вечером меня срочно вызвали, чтобы сделать анализ крови. Сегодня утром у меня есть результат.

– Ну и как результат?

– У нее кровь как у здорового человека. Конечно, это далеко не все, нужно полное обследование, но то, что произошло, просто поражает. Скажите, коллега, что входило в состав таблеток?

– Мадагаскарский барвинок, – ответил Ложкин наугад.

На той стороне линии наступила тишина.

– Это невозможно, – наконец, сказал собеседник, – потому что мы уже использовали мадагаскарский барвинок раньше. Безо всякого положительного результата. Вы сказали мне неправду.

– Это моя тайна, что я туда положил, – ответил Ложкин.

– А вот это у вас не пройдет. Вы знаете, что бывает за испытание на людях непроверенных препаратов? Это почти то же самое, что покушение на убийство. Если вы не мне скажете правду, я вас по судам затаскаю, я вас в тюрьме сгною, коллега.

Голос говорил вежливо и даже вкрадчиво, с мягкими бархатными интонациями. Ложкин не выдержал и взорвался.

– Ты гнида вшивая, – заорал он, – ты меня слышишь? Я тебя с говном смешаю! Я тебя…

На том конце линии повесили трубку. Обезьяна пролопотала что-то, свернулась калачиком и закрыла глаза. В дверях стоял Защитник.

– Я вот чего, – сказал он, – это было по-мужски. Правильно! Я тут по делу зашел, отпроситься. Я никому не скажу, что видел.

– Что ты видел? – удивился Ложкин.

Защитник глазами показал на череп, лежащий на полу.

– Это не то, что ты думаешь. Это не человек, – испугался Ложкин.

Защитник нахмурился.

– Это по-вашему он не человек. По-вашему я тоже не человек, да? Бумажка одноразовая? Предупреждаю, что если вы попробуете сделать со мной то же самое, что сделали с ним…

– Я ничего с ним не делал.

– Значит, он сам себя так обрил, да? Я, конечно, не самый умный на свете, но такие вещи понимаю. Он не человек, поэтому можно с ним так. С ним можно, значит, можно будет и со мной.

– Послушай, – сказал Ложкин, – ты – это совсем другое дело, совсем другое. Мы с тобой друзья, правильно? Мы ведь договорились с тобой, что, когда все закончится, я тебя отпущу. Будешь жить себе как все люди. Выправишь документы как-нибудь, женишься, заведешь детишек. Машину купишь…

– Это хорошо, – подобрел Защитник, – хорошо, если только вы правду говорите. Но если неправду, то я вам такое сделаю – я ведь сильный, вы знаете. Я вас сильно уважаю и потому слушаюсь. Но этому может наступить предел. Я ведь могу и в порошок стереть. Я умею делать очень больно.

Он смущенно показал свои большие руки.