В Глухов - На суше и на море

«Восторженный прием… Чудесный голос… Критики очарованы…»

Гью Оранмор, шагая по Сапратум-роуд, направляясь к себе на корабль, припомнил слова старого Джона Даллина. «Просто преступление!» — сказал тогда старый Джон. Конечно, он был прав. Гью Оранмор рассмеялся горько. Его корабль «Кастелламаре» находился в ту минуту в Менаме, грузился кожами. Сырыми кожами!

Кожи и золотой голос! Концерт на палубе корабля, груженного сырыми кожами! Чудесные песни, которые могут слушать лишь эти обливающиеся потом труженики-матросы!..

Оранмор разорвал вырезку и пустил по ветру клочки.

Корабль «Кастелламаре» держал курс в Европу. На его мостике — капитан Гью Оранмор. Прекрасный моряк. Грек, директор пароходной компании, которой принадлежал корабль, не раз упоминал его имя на заседаниях правления. «Очень хороший парень Оранмор, — говорил грек. — Не пьет, не знается с женщинами, работает как черт. Парень хоть куда!»

Качаясь на волнах Индийского океана, корабль все шел и шел вперед. Пряные запахи Цейлона он заглушал своей мерзкой вонью. Капитан Оранмор, стоя на мостике, время от времени вынимал из кармана небольшую сосновую шишку и жадно нюхал ее. Видения вставали перед ним. Видения у холма Кингс Уэстон в тот летний вечер. Солнечные лучи на закате ласкали, словно нежная рука. Ее голос. Конечно, он был золотым! «Прощай, Гью прощай!..»

С трудом продвигались по Красному морю. Проходили Суэцкий канал. Лоцман проклинал вонь. Арабы, стоявшие на песчаном берегу, отодвигались подальше, когда мимо проходил «Кастелламаре». «Просто преступление!» сказал старый Джон Даллин.

— Что у вас в трюме — трупы? — спросил склонный к юмору агент в Порт-Саиде.

— Кожи! — отрезал Оранмор. — Кожи для Неаполя, черт тебя побери!

Гью Оранмор провел утро, осматривая руины Помпеи, пока разгружали «Кастелламаре». После обеда в тот же день он отправился в Посилипо. Чувство одиночества вдруг охватило его. Крики уличных разносчиков и нищих раздражали.

Он проходил вдоль Порто-гранде, потом свернул на Пиацца дель Мунисипио. Вдруг что-то сверкнуло у него перед глазами. Что-то ярко-желтое и красное. Афиша! Наклеенная на круглое брюхо киоска. Яркая, кричащая, сырая, но для Оранмора прекраснее, чем любая картина Тернера [64] Тернер, Джозеф Уильям (1775–1851) — выдающийся английский живописец, маринист, представитель романтизма. — Прим. ред. .

Ее имя! Ее имя, выставленное напоказ всему свету. Красными буквами на желтом фоне! СИНЬОРИНА ФРАНЧЕСКА ДАЛЛИН! Френсис на итальянский манер, но ее имя! Несомненно!

Буквы росли и росли, пока Оранмор глядел на них. Они расширялись и удлинялись. Их уже словно заволокло туманом. Они умчались поверх крыш домов вдаль, к заливу.

Оранмор вдруг очнулся. Буквы приняли прежнюю форму и стали на свое место: СИНЬОРИНА ФРАНЧЕСКА ДАЛЛИН!

Итальянский язык Гью знал слабо, но текст афиши с ее именем был ему ясен. Френсис Даллин выступала в этот вечер в театре Сан-Карло! В роли Маргариты из «Фауста»! Она будет петь в большом театре, вмещающем пять тысяч человек!

Гью Оранмор быстро зашагал по улице Мунисипио. Яркие краски мелькали у него перед глазами. Слух наполнился музыкой. Аромат цветов доносился до него. По улице Сан-Карло он подошел к театру. Протолкался сквозь толпу, собравшуюся под аркой и шумно что-то обсуждавшую. Во рту у него пересохло, когда он очутился у кассы. Легкая дрожь охватила его.

— Uno biglietto.

— Stasera, signore? [65] — Один билет. — Сегодня вечером, синьор?

— Stasera? Сегодня вечером? Ну конечно, сегодня! Что он — совсем дурак, ничего не понимает?

Он указал на афишу напомаженному карлику, сидевшему в кассе, и прочитал:

— Signorina Francesca Dallin.

— Si, si, signora. La signorina Ynglesa! [66] — Да, да, синьор. Английская синьорина. — Прим. ред.

Карлик повел глазами и облизал жирные губы.

— Очень красивая, — пробормотал он. — Очень красивая. Да, да!

И он поцеловал кончики своих пальцев.

Гью Оранмор не входил в театр, а, казалось, летел на крыльях. До него доносились слабые звуки невидимых музыкальных инструментов, мелодично отзывавшихся в его душе, и он с каким-то содроганием переступил порог храма песни.

Черноглазая девушка протянула ему программу и застыла в ожидании. Гью сунул ей в руку бумажку в пятьдесят лир. Она нервно стала искать сдачи, по он махнул рукой. Девушка, спотыкаясь, зашагала вдоль фойе со слезами на глазах: мать ее была больна, и она не знала, откуда взять денег.

Своим подругам — билетершам — она указала на Оранмора. Святая Урсула, несомненно, послала ей этого великана, этого красивого англичанина! Si, Si!

Неприятный приглушенный шум, висевший в воздухе, наконец оборвался: она появилась на сцене. Ее голос мгновенно покорил Оранмора, голос, от которого задрожало все его существо. Затаив дыхание, он внимал ее свободно лившейся песне. Снова видения встали перед ним. Окрашенные в пурпур миры, проносившиеся в бесконечном пространстве, миры, которые рассыпались морской пеной перед его глазами.

Замерли последние звуки. Сидевшие в партере, рядом с Гью Оранмором, задвигались, и это вывело его из оцепенения. Человеческая волна понесла его к выходу и вытолкнула в теплую неаполитанскую ночь.

Вслед за другими он устремился к артистическому подъезду. Поверх голов многочисленных зрителей он увидел ее, стоявшую на каменных ступенях. Лицо ее было освещено электрическим светом, и на одну секунду она задержалась, чтобы взглянуть на человеческое море внизу.

Гью показалось, что она посмотрела на него. Колени его задрожали. Он что-то пробормотал. Затем выкрикнул ее имя, но его слова потонули в рукоплесканиях толпы. Словно юная королева, спустилась она по ступенькам и направилась к поджидавшему ее автомобилю.

Гью обозвал себя дураком, когда бросился вслед за автомобилем. Ее имя звучало у него в ушах, пока он бежал: весь Неаполь говорил о ней.

Она остановилась у Бертолини. Оранмор стоял в парке Грифео и глядел на окна гостиницы, размышляя о том, какой из этих освещенных прямоугольников обозначает ее комнату. А слова ее песни были подобны золотым плодам гранатового дерева, пронзавшим ночь…

Он бродил по улицам до утра, пока не открылся рынок. На рынке он купил букет огромных ярких роз, изливавших чудесный аромат. И отыскал также пучок сосновых шишек: какая-то старуха насобирала их на склонах Камальдоли. Трогательный маленький пучок шишек…

Встретив на рынке веселого, подвижного мальчугана, он поручил ему доставить розы и шишки в гостиницу. Приношение от неизвестного лица. Без карточки…

Мрачный, с болью в сердце вернулся он в порт.

Два часа спустя капитан Гью Оранмор на своем «Кастелламаре» вышел в море, держа курс на юго-восток в погоне за грузами. Аден, Бомбей, Мадрас и другие жаркие отдаленные порты.