В Глухов - На суше и на море

Города, городки и городишки. Запал в память Глогув. Город отстраивается медленно, несколько новых кварталов выглядят еще островом среди пустырей. То заблестит на солнце кусок майоликовой плиты, то зазвенит под ногой кучка позеленевших гильз. Огромный пустырь, покрытый двухметровым слоем кирпича и камня, разделен на квадраты. По «улицам» проложены рельсы, вагонетки постепенно вывозят мусор, целые кирпичи складывают в штабеля, обломки «тысячелетней империи» пойдут в дело.

Запомнился Дзержонюв. Мало кто знает, что такое кальвария. Я тоже не знал. Собственно, кальвария — это любое изображение крестного пути: картины, барельефы с изображением так называемых «станций» пути на Голгофу, их обычно двенадцать. Кальвария, которую я увидел близ Дзержонюва, была совсем другого порядка. Легендарный путь Христа по Иерусалиму воспроизведен в масштабе один к одному. Широкое поле, тишина и лучи заходящего солнца. На разном расстоянии — сто, двести, а то и пятьсот метров — стоят маленькие часовни. Узкая полевая дорожка соединяет их в одно целое. В каждой часовенке поблекшая почти лубочная картина: Христос перед Пилатом, распятие и так далее. Все вместе очень наивно и просто, а в сочетании с простором полей и лесом на горизонте представляет собой очень тонкую пространственную композицию.

Невозможно забыть Клодзко. Это совершенно игрушечный городок, то ли из сказки Лагерлеф, то ли из фильма Диснея, во всяком случае, поверить, что в нем живут самые обыкновенные люди, трудно, но они живут. Старые стены спускаются в зеленую воду, деревья перекрывают реку зеленым сводом. По-смешному деловитые домики, в одном из них гостиница «Под старым медведем», ну как не остановиться? Стройные колонны харцеров, форме которых смертельно позавидовали бы наши пионеры, ведут наступление на безмолвные бастионы Форта Вильгельма.

В горах недалеко от Клодзко стоит на вершине замок Франкенштайн, а в замке живут привидения, во всяком случае, по правилам хорошего тона принято считать, что они там живут. Дорога к замку вьется по заросшему лесом склону. На солнце замок выглядит совсем не мрачно. Всю обстановку, кроме нескольких заржавленных лат и копий, давно растащили. Не украли, правда, основного достояния — под башней сидит прикованный к стене скелет. Сидит и сидит, чей скелет, неизвестно, существует не меньше десятка разноречивых версий. Скелет придает общему впечатлению необходимую законченность, без него было бы уже не то. Старые пушки нацелены в долину. Механизм наводки в полной исправности, поэтому ядра предусмотрительно убраны, и местные мальчишки упорно их разыскивают.

В Ополе бродил по городу, уже несколько отупело глазея по сторонам — начала сказываться усталость от обилия впечатлений. Встряхнулся вечером на спектакле широко известного в Польше экспериментального театра «Тринадцать Рядов». Замечательный молодой коллектив сумел пробить сопротивление всех консерваторов от искусства и пользуется горячей поддержкой города. Ну разве это провинция?

Мой маршрут совпал с трассой велогонки мира. Любители шалели от избытка эмоций. Несмотря на дождь, точнее, ветер с изрядной добавкой дождя, толпы часами стояли вдоль шоссе, ожидая гонщиков и поддерживая всех, поляков, конечно, в первую очередь, немузыкальными, но искренними воплями.

Под стенами Вавеля, говорят, жил настоящий дракон

Мариацкий собор, наверное, самый красивый в Польше

Рынок в Познани, пожалуй, самый своеобразный

Франкенштайн — замок с привидениями

Во Вроцлаве было очень много интересного, и все перепуталось: мосты над Одером, скульптура в кафедральном соборе, толпа дюжих молодцов, высыпавшая из дверей духовной академии. Перед академией на специальном стенде рецензии на кинофильмы (для верующих). Например: «„Вольный ветер“. Советский музыкальный фильм, традиционный опереточный сюжет. Слабая музыка, неплохие голоса». Великолепный музей древнего искусства. Деревянные раскрашенные скульптуры. За облачениями святых ясно выступают страдания обыкновенных мужественных людей. Писать об этом невозможно, это надо видеть. Еще несколько часов ходьбы по городу… поезд, медленно набирая ход, идет к Варшаве. Путешествие закончилось.

После возвращения в Варшаву я еще несколько дней побродил по городу, прощаясь с каждым его уголком. Нужно было проститься со множеством людей, ведь за год на новом месте человек «обрастает» таким количеством друзей, какого не может быть в привычной обстановке и за десяток лет. Ну и, конечно, надо было поговорить напоследок с друзьями-студентами, с которыми в бесконечных дискуссиях я провел не один вечер. О них, то есть вообще о варшавских студентах, нужно немного рассказать.

В Варшаве много студентов, это отнюдь не откровение. Из любого статистического справочника можно узнать, что в Польше на тысячу жителей студентов больше, чем во Франции, ФРГ, Англии. Хочется сказать о другом. Очень заметно, что они составляют крепкий и веселый костяк города, и варшавяне с гордостью говорят: «наша Политехника», «наш Университет». Московские или ленинградские студенты учатся не хуже, но овладеть трудным искусством веселиться им пока не всегда удается.

У поляков есть чему поучиться. Прежде всего, студенческие клубы. Один из них: вход по студенческому билету, можно привести с собой гостя, строгий возрастной ценз — лица старше тридцати, за редким исключением, не допускаются. Подвальчик: несколько уютных комнат, обставленных с предельной простотой, небольшой бар. Стены расписаны жизнерадостными питомцами Политехники. Еще ниже — миниатюрный концертный зал. Откровенно голые кирпичные стены, полусвет. В клуб приходят когда угодно, беседуют, танцуют. Разговор немедленно может стать общим, как только затрагивается какой-нибудь важный вопрос; тогда начинается горячая дискуссия. Нет ни дежурных с повязками, ни каких бы то ни было ограничений, просто никому не придет в голову нарушить теплую товарищескую обстановку. Порядок соблюдается сам собой. На каждом факультете есть свой клуб, у каждого свои традиции, в каждом по-своему уютно. Хитроумные архитекторы долго ломали голову над тем, как расписать свой подвальчик, и нашли блестящее решение. Затащили с улицы первых попавшихся малышей, дали им в руки ведра с краской и кисти и предоставили полную свободу творчества. Результат превзошел все ожидания: более веселой, яркой и наивной росписи невозможно представить.