Сергей Герасимов - Единоборец

Машина останавливается, он открывает дверцу, выходит и, прищурившись, смотрит на солнце.

– Простите меня за эту небольшую лекцию, – говорит он. – Может быть, она была слишком сложна для вас. А сейчас я ухожу. Я уже вызвал для вас такси. Прощайте. У вас очень красивое солнце.

– Нет, – говорю я.

– Что?

– Ты не можешь уйти просто так. Один раз в жизни нам выпал шанс поговорить с представителем более развитого мира. Но ты ничего нам не сказал, кроме общих фраз, и ничего не дал, кроме туманных надежд на очень дальнее будущее. Я хочу задать тебе конкретные вопросы. Очень много вопросов.

Он задумывается.

– У тебя нет на это времени? – спрашиваю я.

– У меня нет желания.

– Тогда ответь на один вопрос.

– Хорошо, – соглашается он. – Кто из вас будет его задавать?

– На один мой вопрос и на один ее вопрос. Это будет справедливо.

Он хмурится.

– А не слишком ли ты настырен, человек?

– Слишком, – отвечаю я, – но я использую свой шанс. Может быть, у меня получится.

– Хорошо, задавай свой вопрос.

– Существует ли Бог и жизнь после смерти? – спрашиваю я.

Он улыбается.

– Ты подошел слишком близко к логической мине. Ты не боишься, что с тобой случится то же самое, что случилось с твоим партнером? Это ведь знание из другой реальности, из другого мира. А что, если сейчас бешенный слон наступит на тебя?

– Я согласен рискнуть.

– Тогда слушай, – говорит он. – Если бы мы были на сто процентов уверены в существовании лучшего мира, мы бы не смогли жить в этом, воспринимая его как временное пристанище, как тюрьму, которой он, несомненно, не является. Этот мир потерял бы свое единственное разумное назначение: быть ускорителем нашего развития. Быть циклотроном, разгоняющим нас до космических скоростей. Мы бы не развивались здесь, не видя в этот необходимости, ожидая лучшего, мы бы просто тратили здесь время, и стали бы непригодны для высшего мира.

Но, если бы мы были на сто процентов уверены в том, что высший мир не существует, мы бы не стремились к нему, не пытались бы угадать его законы, и не пытались бы следовать им, будучи здесь. И в этом случае развитие остановилось бы тоже.

Поэтому единственный способ сосуществования двух миров – это неведение. Высший мир существует с вероятностью большей нуля и меньшей единицы. Именно с такой вероятностью, которая заставляет вас с первых же сознательных шагов и до последнего вздоха стремиться к лучшему и большему, с бешенной энергией и настойчивостью развивая себя и мир вокруг себя. Поэтому о существовании Бога и высшего мира я знаю ровно столько же, сколько и ты – ничего. Я ответил на твой вопрос.

– Простите его, – говорит Клара. – Не знаю, как у вас, но у нас на Земле мужчины не умеют задавать правильные вопросы. У нас это самая бестолковая часть населения.

– Разве у тебя есть лучший вопрос?

– Конечно! Вот он. Что делать нам, и что случится с нами после того, как ты покинешь нашу планету? Мы же не проживем здесь и часа, правильно?

– Не все так плохо, – говорит он. – Я уже связался с Фемидой и с другими представителями вашей элиты. Я изложил им свою точку зрения, и они согласились с ней. Я сказал, что любое наше дальнейшее сотрудничество возможно только при условии значительного уменьшения насилия и жестокости на этой планете. Я подробно объяснил, что мне не нравится здесь. Объяснил, что такое цивилизованный мир, и к чему они должны стремиться. Я сказал, что нам не нравятся ганстерские методы, процветающие на этой планете. Меня поняли. Поняли и пообещали исправиться. Я поставил свои условия, и они были приняты. Поэтому я думаю, что вам ничего не грозит. Можете идти куда хотите и делать, что хотите.

– Спасибо, – говорит она.

– Не за что. Вы здесь совершенно не причем. Я делал это не ради вас.

Из-за холма появляется машина. Это наше с Кларой такси. Такси подъезжает и останавливается метрах в пяти от нас. Полицай Дима садится в свою машину, разворачивается и машет нам рукой на прощание. На шоссе становится тихо. Шуршит тихий ветерок, совсем по-весеннему светит солнце, вдалеке переливаются прозрачные здания пансионатов.

– И что теперь? – спрашиваю я. – Все это было страшно, но сейчас у меня такое чувство, словно выключили музыку. Ничто никогда не повторится.

– Позволь, я тебе скажу одну вещь, – говорит Клара. – Я, конечно, не лучшая девушка в мире, куда уж мне, но у меня есть одно важное преимущество перед ней: я настоящая. Поэтому, когда-нибудь, тихим вечером, я приду к тебе. Я позвоню в дверь, войду, сниму пальто и поцелую тебя в прихожей. Потом ты будешь сидеть в кресле, а я у тебя на коленях, и мы будем смотреть глупейшее цирковое шоу с клоунами. Потом я приготовлю блинчики на кухне, твои любимые, мы поужинаем, приглушим свет и будем танцевать с тобой под тихую медленную мелодию, разговаривая обо всем на свете и, в первую очередь, о нас. Когда я положу тебе голову на плечо, ты ощутишь легкий аромат моих духов, такой легкий, что он неразличим для обычного человеческого обоняния. А под утро, когда еще совсем темно, когда тротуары усыпаны тонким свежим снежком, я не уйду от тебя, закутавшись в короткую шубку, и проходящий автомобиль не осветит мою уходящую фигуру для того, чтобы ты смог увидеть ее в последний раз и запомнить. Потому что я навсегда останусь с тобой. А знаешь, почему я останусь?

– Почему?

– Потому что такие мужчины, как ты не могут ходить по земле без посторонней помощи. Это будет просто преступлением с моей стороны, если я тебя не спасу.

– Ты думаешь, что этими словами можно закончить книгу?

– Конечно. В сказке, как и в жизни, последнее слово должно принадлежать женщине.

Февраль, 2004.